Исключительные

причиной возвращения в Нью-Йорк.

– Вот как? – удивилась Сюзанна. – Спасибо.

– Я выросла, слушая ваши песни, мисс Бэй, – продолжила Ханна. – У меня есть все ваши записи.

– Даже та, что в стиле диско-фолк? – спросил Джона с неоправданной жестокостью.

– Эта запись была ошибкой, – резко ответила мать. – И ты, Джона, ты тоже сейчас совершаешь ошибку. Мы все совершаем поступки, о которых жалеем впоследствии. Ну же! Ты ведь только получил диплом МТИ. Ты такой способный, можешь заниматься, чем захочешь, неужели взамен ты выбираешь жизнь на ферме и учение какого-то корейца, который мнит себя мессией?

– Да, ты прекрасно обрисовала ситуацию, – сказал Джона, схватил свои старые одеяло и подушку и перекинул их через плечо. Он понимал и не понимал одновременно, что действует сейчас очертя голову. Он был так благодарен за то, что на этот раз решения приняты за него (не придется принимать решения), и он не будет охвачен такими чувствами, с которыми всегда тяжело справиться. Он и его новые друзья с собакой не спеша покинули лофт, сели в микроавтобус, направились обратно в Вермонт и вернулись на ферму к закату, как раз к молитве.

За три месяца Джоне основательно внушили учение Церкви, словно бы его мозг прошел идеологическую промывку. Мать была безутешна; она обратилась ко всем друзьям Джоны с просьбой: «Да сделайте же что-нибудь!» Поэтому осенью 1981 года Эш и Итан, посоветовавшись с Сюзанной, организовали для Джоны курс депрограммирования, который должен был состояться в номере гостиницы в самом центре Нью-Йорка. Отец Эш знал «нужных людей»; еще бы, у него всегда находились таковые. Все было готово, и Сюзанна согласилась заплатить за это жуткую сумму в пять тысяч долларов.

Первым делом нужно было увезти Джону с фермы; это, судя по всему, было намного сложнее самого депрограммирования. Итан, Эш и Жюль повезли Сюзанну в Вермонт, чтобы встретить Джону, осмотреться и каким-то образом доставить его домой на следующий день. Все четверо остались на ужин и переночевали на ферме. Они, в отличие от Джоны, совсем не хотели побольше узнать о том, что видели и слышали за ужином и в амбаре. Единственное, чего они хотели, – это увезти оттуда Джону.

– Слушай, Джона, – заговорил Итан утром после завтрака, – я тут кое-что почитал перед нашим приездом. Пошел в Публичную библиотеку Нью-Йорка и попросил всю информацию о Церкви объединения на микрофишах. Некоторые из ее учений просто оскорбительны. Мун, вероятно, страдает манией величия.

– Нет, Итан, это не так. Он мой духовный отец.

– Вранье, – парировал Итан.

– Я тоже кое-что знаю о твоем отце, – съязвил Джона, желая дать достойный ответ, – а еще о твоей маме и твоем педиатре.

– Что ж, по крайней мере, ты помнишь, о чем мы когда-то разговаривали, – заметила Жюль. – Это здорово, Джона. Это начало.

– Некоторые поучения попахивают антисемитизмом, – продолжил Итан, – и лично меня как еврея это оскорбляет. Как можно говорить о том, что казни евреев в концлагерях – это была кара Господня за то, что они не признали в Христе Спасителя? К тому же последователи Муна должны отречься от своей личности и творческого начала, а ведь это то, что все мы так высоко ценим. Если Вундерлихи и научили нас хоть чему-то, то именно этому. Ты чего-то боишься? Это потому, что тебе было сложно признать, что ты гей? Никого не волнует, что ты гей, Джона. Не сдавайся, не возвращайся в самое начало. Будь собой, влюбляйся, спи с парнями, делай все то, что делает тебя тобой. Не позволяй себе быть ведомым извне какой-то ригористичной философией. Делай что-то. Играй на гитаре. Создавай роботов. Нам ведь это дано, разве нет? Ведь по сути мы только и можем, что творить что-то, пока не умрем. Ну же, Джона, неужели ты подчинишься? Да я вообще не понимаю, почему ты оказался здесь!

– Я наконец нашел свое место, – пробормотал Джона, но тут его позвали ухаживать за гидропонным салатом. – Мне пора, – сказал он. – И вам пора в дорогу. А то застрянете в пробке на обратном пути. Где мама? Скажите ей, что вам пора.

– Ты находишься под влиянием, Джона, – заговорила Эш. – Только не говори, пожалуйста, что вот это и есть то, к чему ты в итоге пришел, – она подошла к Джону вплотную и взяла его за запястья. – Помнишь времена, когда мы были вместе? – смущенно спросила она. – Я знаю, что наши отношения не доросли до серьезных, но они были чистыми и нежными, и я счастлива, что мы были вместе. Ты был самым красивым парнем, какого я когда-либо встречала. Я не представляю, что могло сделать тебя таким уязвимым перед этим шарлатаном. Ты должен быть творцом, Джона.

– Я не творец, – выпалил Джона. – У меня не получилось.

– Можешь не быть художником, – резко вставила Жюль. – Ты можешь быть кем захочешь. Это не так важно.

Джона обвел их спокойным взглядом и сказал:

– Я искал что-то, понятно. Я даже не осознавал, что ищу что-то, но искал. Эш и Итан, вы есть друг у друга. Я же совсем один. Вам не приходило в голову, что я был в поиске? – говоря это, признавая свое одиночество, он почти плакал. – Может, я искал безграничную любовь, которая сильнее всего остального. Разве никто из вас не искал ее? – вопрос был адресован всем друзьям, но Джона повернул голову и смотрел сейчас на Жюль. Она тоже была неприкаянной, она тоже тихонько стояла на берегу реки своей жизни и ждала, как когда-то Джона. Жюль опустила голову, словно ей было больно смотреть глаза в глаза.

– Конечно, случалось, – ответила Жюль; удивительно, но Итан тоже смотрел на Жюль; Итан и Джона были поглощены разглядыванием Жюль Хэндлер.