достоинством, если только не вырастет очень красивой или очень самоуверенной. Деннис и Жюль этого не понимали, когда в ноябре 1990-го родился их ребенок. Имя обсуждали заранее, много спорили о том, какие имена подходят лучше к гремящему, как пустая консервная банка, хвосту Хэндлер-Бойд. Спорили в основном Жюль и Эш, а не Жюль и Деннис. Эш выросла в семье, где обоим детям дали необычные имена. Она знала толк в необычных именах, и Жюль позволила своему художественному вкусу подстроиться. Почему бы тоже не назвать своего ребенка необычно? Настроение Денниса было слишком неровным, и он не мог долго думать об одном и том же. Попробовал было, но скоро устал и в один прекрасный день сказал Жюль:
– А, решай сама.
Она не планировала беременеть, не сейчас. Ужасно неподходящее для этого было время. Не прошло и месяца после выписки Денниса из больницы, куда он угодил с микроинсультом, как на него навалилась депрессия. Ему назначили очередной антидепрессант, «Доксепин», но Деннис сказал, что с тем же успехом мог бы глотать леденцы. После колледжа его поддерживали на плаву ИМАО, но теперь он снова погрузился в нестабильное, подавленное состояние. Он пробовал разные комбинации препаратов, но настроение от них не улучшалось. Через месяц после инсульта Деннис вернулся на работу в «МетроКэр», но обнаружил, что не способен ни сосредоточиться, ни выполнять указания. И даже изредка стал не в меру увлекаться сюжетными образами, которые возникали в сером ультразвуковом измерении аппаратного монитора.
День, когда Денниса выгнали с работы, был обычным днем, какие бывают в клиниках, когда пациенты идут один за другим, и одной из пациенток оказалась девушка с болями в боку. Двадцать два года, симпатичная и привлекательная, она недавно окончила колледж в Кентукки, приехала в Нью-Йорк с потоком других выпускников и устроилась билетером в Радио-сити-мюзик-холл.
– Я все смотрю бесплатно, – поделилась она, лежа на кушетке спиной к нему. – Даже The Rockettes. И все концерты, они просто потрясающие, ведь в моем городе такого не увидишь.
Деннис плавно провел трансдьюсером по ее боку.
– Ой, щекотно, – сказала она, и внезапно на мониторе появилась ее печень, похожая на затонувший старый корабль.
Он сразу увидел уплотнение, его нельзя было не заметить. И не успев подумать, Деннис ляпнул:
– О господи.
УЗИ-специалист ни при каких обстоятельствах не должен комментировать то, что видит на мониторе, никоим образом не давать понять, есть патология или нет. Каждый раз за работой – а через его руки прошли тысячи пациентов – он сохранял непроницаемое лицо, спокойный и бодрый голос. Когда пациенты боязливо задавали вопросы или всматривались в его лицо, ища утешения, он говорил им, что беспокоиться не надо, доктор скоро сообщит результаты, а в его обязанности не входит давать заключения. Но, ясно, что он не мог не давать заключений, чисто механически, хоть и держал их про себя. Как и все специалисты по УЗИ. Никогда раньше он так не реагировал, но девушка была так беззащитна в большом городе, и ему невыносима стала мысль, что у нее, по всей вероятности, рак, и она скоро умрет.
– Что? – спросила она, обернувшись.
– Ничего, – ответил он. – Я ничего не говорил.
– Сказали, – уличила она его, низкий кентуккийский голос звучал обвиняюще. – Вы сказали: «О господи».
– Я сказал так, потому что вам щекотно, – ответил он, но объяснение вышло явно неубедительным.
Мир захлестнул его всем сонмом серых теней и уязвимых органов, и Деннис Хэндлер-Бойд поставил трансдьюсер на подставку, закрыл лицо руками и – заплакал. Он не мог поверить, что так раскис! Но у человека с клинической депрессией, которая не поддается лечению, рано или поздно случится нервный срыв, и он случился. Девушка завернулась в больничную рубашку, но она липла к намазанному гелем телу, и ей стало страшно оставаться с ним и страшно за свою жизнь. Она осторожно встала с кушетки, с болью в боку, где опухшая печень давила на здоровые ткани, и с криком о помощи выскочила в коридор.
В ту же минуту на пороге появились два других УЗИ-специалиста, Патрик и Лорин.
– Деннис, – сердито спросил Патрик, – чего ты наговорил пациентке?
– Ничего, – ответил он. – Но у нее, скорее всего, обширная опухоль. Я видел. Просто монстр какой-то.
– Деннис, – сказал Патрик. – Ты заплакал? Она услышала, как ты плачешь, делая ей УЗИ? Что с тобой творится, черт побери?
– Не знаю, – сказал он.
И тотчас опроверг себя:
– Нет, знаю.
– Слушай, инсульт – штука серьезная, – заметила Лорин. – У моего дедушки был. Чтобы восстановиться, время нужно. Ты не в себе. Ты рано вышел, Деннис.
– У меня был микроинсульт, я выздоровел. Это не из-за него.
– Тогда из-за чего? – спросила она.
Они были его друзьями, эти двое. Вместе проводили перерывы, и когда Патрик с Лорин выходили покурить, Деннис охотно стоял вместе с ними в сигаретном дыму. Патрик был здоровенный малый, бывший морской пехотинец, с бритой головой, безупречной репутацией, женой и четырьмя детьми.
