довольный жизнью, но по-прежнему несколько недоумевающий, чего я так расстраиваюсь, если больно не мне, а ему…
Я же поглядывала на браслет, вокруг которого расплывалось на столе черное пятно, и чувствовала, что наконец-то я хоть что-то поняла про короля, и от этого понимания меня наполняла такая жалость, что приходилось снова шмыгать носом.
— Браслет, — вдруг подал голос Лид, тоже глядящий на стол. — Краски потекли, видимо, твоя родственница не закрепила их.
— Да ладно, черт с ним, — отмахнулась я. — Что теперь, помирать, что ли, из-за этого браслета? Не беспокойся, Лид, я перед ней извинюсь.
— Зачем? Я могу его восстановить.
— Да ладно тебе… — начала я, но король меня уже не слушал. Взяв браслет здоровой рукой, он пристально вгляделся в него, и на размазанном грязно-черном фоне начал проступать цветочный узор. Он был похожим на тот, что рисовала Ира, но все-таки немного не таким — у Лида, как у каждого художника, был свой индивидуальный стиль. Браслет у него выходил, если можно так выразиться, поаристократичнее, а завитушки и листики — поизящнее, что, конечно, не удивительно, если учесть, что он рисовал не кисточкой.
Как раз тогда, когда я завязала на бинте последний узелок, король положил на стол законченный браслет, выглядевший так, будто его никогда и не роняли ни в какой кипяток.
— Не в точности похоже, — критически оценил он сам свою работу и добавил:
— Но, думаю, твоя суматошная родственница это вряд ли заметит.
— Если заметит — расскажем все, как было, — мягко отозвалась я. — Ничего страшного. Спасибо тебе, Лид. И не суй больше руки ни в кипяток, ни в мясорубку, даже если я буду очень тебя об этом просить и умолять. Ладно?
Король слабо улыбнулся, видимо, показывая, что оценил мой юмор, и торжественно кивнул.
Родственники пришли, как и обещали, к обеду, одновременно с Наткой, и застали нас с королем мирно сидящими рядышком на диване. Мы делали вид, что рассматриваем репродукции в большой книге о художниках, но на самом деле Лид по моей просьбе показывал с помощью мультиков, какие в его королевстве носили украшения. Натка при виде нас подняла брови, а Ира сразу обратила внимание на Лидову руку, забинтованную по самое запястье:
— Ой, где это ты так?!
— Кипяток, — отозвался Лид кратко и правдиво. Натка снова бросила на меня взгляд, на сей раз восхищенно-опасливый, я сердито затрясла головой, показывая, что она додумалась до ерунды. Подруга хмыкнула слегка разочарованно и пошла с Ирой на кухню, помогать с обедом.
Ира оказалась умнее, чем полагал самонадеянный Лид: конечно же, она сразу заметила изменения, и, придя с кухни, недоуменно сказала:
— Ой, мой браслет как будто кто-то перерисовывал…
— Это Лид, — поспешно выпалила я, — но виновата я, извини, пожалуйста. На браслет попал кипяток, и часть рисунка расплылась, а Лид умеет рисовать, и он тебе узор восстановил… Не сердишься?
— Ну конечно нет! — всплеснула руками Ира. — По-моему, получилось просто здорово! Леня, ты так хорошо рисуешь! Но зря ты с больной рукой так мучился: я бы и сама подрисовала, подумаешь…
— Нет, я мучился не зря, — изрек король, подумал и уточнил:
— И не мучился.
Тут меня с кухни позвала Натка, которой требовалась помощь в вытирании посуды. Как только я вошла, подруга быстро прикрыла кухонную дверь, посильнее включила воду и, склонившись к моему уху, сказала громким шепотом:
— Сонька, чего тут у вас было? Ты с ним говорила?
— О чем? — удивилась я. — …А, об этом. Неа. Совсем из головы вылетело. И вообще, я же хотела отъезда родственников подождать.
— Да я помню, но только смотрю, вы с вашим величеством сидите растрепанные и радостные, будто поцапались, а потом помирились. И что у него с рукой?
— Ох, — вздохнула я и коротко пересказала Натке весь случай с браслетом. Подруга слушала, морщась и крутя себе длинную челку, а под конец изрекла:
— Мда…
— Чего мда? — напряглась я.
— Да ничего: клиника какая-то.
— Вот именно, Нат! До меня только сегодня дошло, понимаешь? — от полноты чувств я со всхлипом набрала воздух. — Он не жестокий и не равнодушный. Он больной! Инвалид, понимаешь?
— Чего инвалид?! — отвесила челюсть подруга. — Умственного труда?!
— Не совсем… Ум-то у него есть. У него чувств нету, но только не потому, что нету, а потому что их с детства в нем давили! Он их выражать совсем не умеет! Я до этого думала, что ему на всех наплевать…
— А теперь чего?
— А теперь поняла, что ему действительно наплевать на ВСЕХ! На себя тоже! То есть он искренне не понимал, чего я его жалею, если больно не
