Ебцота колебался лишь секунду. Затем сделал пару тихих шагов в сторону семьи, поднял верную лопату и аккуратно – нежно и точно, чтобы не затупилась – ткнул кричащему Ебцоте меж шейных позвонков.
Крик оборвался. Ебцота рухнул в объятия детей, которые продолжили неумело терзать его молочными зубами. Если кто-то из них и заметил фигуру, спрятавшуюся обратно в тень, то предпочел не преследовать.
Ебцота крался прочь из дома, пока не уверился полностью, что его не услышат.
Тогда он побежал.
На блокпосте он остановился только после сердитого оклика. Его трясли, что-то говорили. Он не слышал. В его ушах стояло довольное урчание счастливых детей, рвущих плоть собственного отца.
Потом прибежала Сатане, что-то спрашивала, била по лицу.
Он попытался сосредоточиться.
– Где Ебцота? – кричала Сатане. – Где мой Ебцота?
Ебцота понял, что ее сбили с толку бронежилет, каска и пистолет.
И он подумал вдруг, что, возможно, именно ее Ебцота не вернулся сейчас. Ведь это у него не было ни оружия, ни брони. Это он все время искал детей.
Это он хотел умереть.
Сатане оттеснил Марк. Он сел на корточки перед Ебцотой, внимательно глядя на него.
– Что случилось? – спросил Марк. – Кто ты?
– Я не знаю, – сказал Ебцота. – Я не знаю.
И лишь еще крепче обнял окровавленную лопату.
Щелчок – и вокруг оказался один снег, сплошной снег, закрывающий с ног до головы. Была метель. Сатане вскочила на ноги и закричала тревожно, ранено:
– Ебцота!
Но вокруг было бело, почти как дома, впереди виднелся лес, а вокруг – бескрайнее пространство, грязно-серое небо переходило в такую же землю, и метель била в лицо.
– Ебцота! – безнадежно закричала она снова, закашлялась и побежала, проваливаясь в снег по колено.
Деревья были знакомые, и очертания поля напоминали ей дом, тот далекий мир, который она оставила по незнанию.
Среди деревьев ей вдруг почудился морж. Сердце екнуло, и она побежала по извилистым тропкам, пересекла знакомые дорожки, отдышалась у дерева с ободранной корой, того самого, да, известного ей одной.
А потом вдруг наткнулась на Ебцоту.
Он так и сидел с этой чертовой окровавленной лопатой, прижимая ее к сердцу за древко, и снег, где острие касалось его, краснел. Наверное, это все- таки был он, но почему на нем оказались все эти вещи, Сатане даже придумать не могла. Она просто знала, что случилось что-то страшное, наконец-то непоправимое.
– Ебцота, – позвала она. – Пойдем. Мы же дома. И я сейчас замерзну. Нам надо к детям, ты помнишь?
Ебцота дернулся при этих ее словах. Она подождала немного и встала рядом с ним на колени, прямо в снег, потрогала за лицо. Вроде бы это был он, но как догадаешься, когда те, другие, точно такие. Да и имеет ли это теперь значение, Сатане тоже не знала.
– Вставай и пойдем. Штуковина у меня. Нам детей нужно переместить.
Они долго плутали между деревьев, потому что в метель было сложно ориентироваться, и Ебцота продолжал молчать. Вышли к чуму, когда Сатане, закутанная в куртку, но все равно заиндевевшая, чуть не свалилась с ног. Немного подождали, зашли внутрь.
Ябтане зажала рот рукой, будто изумленная, бросилась к ним, обняла крепко-крепко. Потом погрозила пальцем, спохватившись: мальчишки спали. Живые, здоровые, не странные, не синие. Отощавшие, конечно. Сатане все равно разрыдалась, а Ебцота наконец почувствовал что-то, кроме острого камня, воткнутого в сердце.
На койке заворочался Папако, и Сатане испуганно замолчала. Ебцота вывел ее из чума, махнув Ябтане, чтобы ложилась.
– Добрались, – сказал он. – Сатане, не надо. Мы знаем, что делать. Поспим ночь, может быть, завтра добуду еды, и отправим детей.
– Мы ведь так и не нашли… Там, где стреляли. Так и не нашли… – вдруг сказала Сатане. – Сколько людей может переместиться?
– Трое, – не задумываясь ответил Ебцота. – У них будет шанс. Ябтане умная девочка, мы расскажем ей про перемещения, чтобы искала мир, где все выглядит нормальным, а потом уже нас. Мы приютим.
– Мы ненормальные! – совсем разбушевалась Сатане. – Мы везде ненормальные, Нга нас забери!
– Тише, тише, перестань. Мы ненормальные в плохих условиях.
Ебцота поежился, ему приходилось выдавать осмысленные слова, хотя он давно замерз, кажется, когда рыл могилы.
