— Я так устал, что от меня ничего не зависит. Мне надоело смиряться с судьбой.
Священник подходит ко мне. Какое-то время мы молча наблюдаем за догорающим домом.
— От вас зависит судьба двух империй.
Хочется быть вежливым, но не получается. Нет сил.
— Нет… Они зависят не от меня. Не от Эвана. Они зависят от Иоанна Дрогварда Второго — младшего сына императора Альтаира. — Невесело усмехаюсь. — Кто я? Третий, «запасной» сын? Нужный как раз на случай вот такого межгалактического ЧП, когда кого-то надо отправить на планету врага в качестве залога перемирия. Пустить в расход! Только в этом и есть моя ценность! Сиди тихо и не высовывайся, Иоанн Дрогвард Второй! И тогда все будет хорошо, да?
Меня разбирают такая досада и отчаяние, что хочется кричать.
— Да, — тихо отвечает отец Марк.
В этом опекун походит на моего отца. Разница лишь в том, что для отца превыше всего интересы Альтаирской империи, а для священника — мир во вселенной.
Но я-то еще живой! Я не статуэтка, которую можно поставить на полку и забыть. Хорошо… Пусть моя жизнь заведомо обречена. В конце концов, я сам согласился стать залогом перемирия. Но Ада… Она должна жить.
— Я должен ей помочь. — Внутри меня поднимается бунт.
— Вы уже достаточно помогли этой девочке…
— Я могу сделать больше! — Понимая, что мой юношеский максимализм лишь раздражает опекуна, я пытаюсь воззвать к его логике, к здравому смыслу. — Давайте начистоту, отец Марк. Перемирие вот-вот рухнет. Как только это произойдет, меня убьют. Но перед смертью я хочу успеть сделать хотя бы одно доброе дело. Не потому, что я сын императора Альтаира, а потому, что я — это я. Эван. Не уверен, что вы меня поймете…
За окном с новой силой завьюжила метель. Пламя горящего дома уже не видно в ночной мгле. Надеюсь, хижина выгорела дотла вместе с останками кузнеца. Но даже это не дает никаких гарантий, что пьяная Акраба не попытается повторно продать дочь другому клиенту.
— Я не могу бросить Аду, — уже откровенно умоляю я. Сил спорить со священником не осталось. — Надо вывезти ее отсюда. Отец Марк, подскажите… Вы же хорошо знаете дарийские законы. Что надо сделать, чтобы вывезти ее из Катара? Чтобы купол пропустил Аду. Ее можно отправить в Адейру. К нашим людям. Они позаботятся о ней. Она будет в безопасности. И тогда я сделаю все, что вы хотите! Обещаю, я больше не доставлю вам никаких хлопот. Только помогите мне вывезти Аду из Катара.
— Это невозможно, Эван. — Священник, сам того не замечая, вновь начинает звать меня по имени. — Пройти сквозь силовой купол может только свободный человек, а Ада… Ты знаешь, чья она дочь. Я сам уже не раз думал о том, чтобы вывезти из этого забытого Богом места двойняшек. Не забывай, они выросли у меня на руках. Я выкармливал их, когда Акраба уходила в запой. Я был рядом, когда они болели. Поэтому… Не думай, что мне все равно. Будь моя воля, я бы вывез из Катара сразу обоих, но они дети каторжницы. Ада и Анигай не свободны. По закону Отара Ада принадлежит матери и должна будет пойти по ее стопам…
— Она никому ничего не должна, — сухо обрываю священника.
— Не я написал этот закон, Эван, — по-доброму напоминает опекун.
Похоже, отец Марк слишком долго живет на Дарии. Он стал забывать, что закон дарийского божества Отара не есть истина в последней инстанции.
— Но должен же быть хоть какой-нибудь выход! Что надо сделать, чтобы Ада стала свободной? Неужели рожденная несвободной никогда не сможет поменять свой статус?
Священник пожимает плечами.
— Если подходить к вопросу чисто формально… Ада может выйти замуж за свободного человека. Тогда в Книге Судеб изменится ее имя, а вместе с ним и судьба. Только для нее такое замужество нереально. Дарийцы верят, что судьба матери отголоском ударит по будущим детям дочери. Поверь, ни один свободный не согласится взять в жены дочку беспутной каторжницы. Даже за деньги.
Как же я сам не подумал о браке раньше! Слова священника вселяют в меня надежду.
— Отец Марк, а я знаю мужчину, который согласится взять Аду в жены.
Мои слова окрыляют священника.
— Ну так это же замечательно, сын мой! Аде как раз исполнилось тринадцать. Их можно спокойно обвенчать, и тогда…
До отца Марка запоздало доходит, о ком я говорю. Улыбка застывает на его лице.
— Ваше высочество, но вы же не собираетесь?!..
