Просторная льняная рубашка превратилась в черный балахон с капюшоном, из-под которого сверкали семицветные глаза. – Загадку топи Владек разгадал. Верю, что излечит он сестру мою, как только в силу в новом качестве войдет. А что не умерли твои товарищи, так сын твой, Бяла, их спас. Обошел меня, лентяйку, не успела забрать…
– За то, что принял отповедь, когда некому было, – ответила Агнешка.
Она сама едва не умерла, пропуская через себя чужую силу. От Болеслава, Конрада и Игора – Владу, от него – обратно страшную отповедь за убийство.
Они надеялись, что выдержат. Что хватит пары ударов, чтобы перепуганные нападавшие рванули, поджав хвосты, под родное крыльцо.
Но Владислав бил метко, страшно, и Землица отвечала ему сторицей за такое злодеяние. Не разбирала она, кто тут прав, а кто виноват. Ударил ты – ударит и тебя.
Сперва выпустил ее руку старик Болеслав. Конрад еще держался. Потянулся к ней великан-закраец, едва на ноги вставший после ворожбы Владислава и самой крепкой и действенной настойки Агнешки. Ему бы недели две, а то и месяц полежать, да куда там. Приковылял с ними в лес, повалился под березу.
Он крепко держал, и отдавал щедро, и принимал так, словно жизни своей не жалел. Словно не надо было больше ему этой жизни. Но и его силам пришел конец.
Агнешка вскрикнула, когда отповедь, не найдя того, кому отомстить за мертвых, рванулась через нее обратно, к Владиславу. Она удержала ее, сжигая невидимым огнем собственное тело, ища глазами, кому бы передать.
Дорофейка вложил в ее руку тоненькую ладонь и принял, сколько смог. Дар его, крохотный, не больше свечного пламени, не позволил отповеди сильно по нему ударить. Вскрикнул певчик, стал нянчить онемевшую руку, тихо подвывая.
И тут на плечо Агнешке легла невесомо широкая ладонь. И схлынула боль, ушел страх.
Она оглянулась и увидела высшего мага Мечислава. Он утирал с бороды кровь, словно только что пил ее на поле бранном, словно вино, и ухмылялся одобрительно. Мол, не оплошали, выдержали…
– Илария мне отдашь? – спросила Смерть, протянула руку, теперь уж вовсе нечеловеческую, длинную, костлявую, к материнскому кулону, что висел на шее Агнешки. Туда спрятала лекарка колечко из волос с плененной душой Илария.
Агнешка вынула медальон из-за ворота, открыла, погладила пальцами прядку – и положила обратно. Сказала:
– Оставь.
– Твое право, Бяла, – сверкнула семицветными глазами Смерть. – Твой дар за людишек просить. За истиннорожденных или из мертвой косточки острым месяцем вырезанных. Да только неблагодарны людишки-то.
– Отчего же, матушка.
Агнешка поклонилась до земли, с трудом устояв на ослабевших ногах.
– Спасибо тебе, высший маг Мечислав. За все.
Смерть расхохоталась, открыв в пугающей улыбке безъязыкий рот.
Глава 95
– Спасибо, что спас нас. Черну спас.
Агата склонилась к манусу, стоявшему перед ней почтительно на одном колене, шепнула на ухо:
– Приходи вечером в терем, Илажи.
Он коротко кивнул и проводил княгиню с князем на руках до закрытого возка.
– Ты, матушка, бери с собой спасителя-то в княжеские палаты, – тихо сказал Гжесь, принимая на руки Мирослава и помогая Агате расположиться в повозке. – Ведь в дружине уверены, что в манусе душа Владислава к своему уделу воротилась. И что клеймо его точь-в-точь там, где у князя рубин на лбу горел. Ему сейчас пальцем пошевелить – и ему Черну на блюде принесут. Не время сейчас гордыню показывать, матушка. Он спаситель Чернский. Да, страшно подумать, откуда такая силища, да только считаться с ней надобно. Бери мануса в советники, скажи, что ставишь при князе учителем. Пусть народ знает, что он в милости и в чести.
Агата кивнула, отворила дверцу возка и поманила к себе Илария.
– Манус, – сказала она громко, чтобы все слышали. – Со мною поедешь. Советник Гжесь тебе место даст. Кто-нибудь, скачите в город, скажите, чтоб праздник и пир готовили в честь спасителя Черны.
Старик, одобрительно поклонившись, выбрался из повозки, и Иларий занял его место.
Едва опустил он полог на возке, как Агата прильнула к нему, прижалась горячими губами к скуле, потянулась обнять, но манус убрал от себя ее руки.
– Уж теперь не может между нами с тобой ничего быть, княгиня. Чем крепче верят, что я – вернувшийся князь Влад, тем крепче Черна стоит.
Агата закусила губу, но склонила голову, соглашаясь.
