– Боится? – не отставал Тадек.
– Якуб? Чего?
– Того, что, топью приломанного, земля его не признает, – шепнул Тадеуш. – Иларий, отведи меня к нему.
– Вот еще, – фыркнул манус.
– Зря ты его от всех прячешь, Иларий. Будто не понимаете вы оба, что соседи на стороне Кубуся. Общими силами навалимся и уроним че…
Тадеуш огляделся опасливо. Поймал внимательный взгляд Чернского князя, потянул Илария с собой прочь от святого камня и благородных зевак.
– Скопом повалим Чернца. Эльжбета будет свободна. Перейдут и Черна, и Бялое к ее сыну. Всем счастье, Иларий. Князья только и ждут, чтобы Якуб их повел. Без него это что? Захват. Война. А с ним, сыном убиенного князя Казимежа, это дело святое.
Глаза Тадека горели диким блеском, на щеках пламенел румянец. Манус невольно подумал, не болен ли дальнегатчинец. Хватало ему последнее время одного болезного.
От мысли о Якубе подкатила дурнота. Иларий кое-как оторвался от навязчивого приятеля и едва не бегом кинулся обратно ко княжескому терему. Нужно было Якуба проводить, чтоб в дороге не стал дурить.
Пробежал по переходам. Распахнул дверь, не обратив внимания, что приоткрыта. Остолбенел.
Якуб Бяломястовский сидел на полу, нелепо свесив голову на плечо. Белоснежный платок с прорезями для глаз съехал ниже, наполз на нос, глотал хозяина словно голавль. Из-под него виднелась сизая нижняя губа, с которой тянулась нитка слюны. И руки, лежащие безвольно вдоль тела княжича, тоже были сизые, страшные.
Иларий подхватил тело. Перерезал костяным ножом удавку. Положил княжича навзничь на пол, опустился рядом на колени, суетливо вынул из голенища маленькую глиняную бутылочку с травяным настоем, что оставила, уходя, в своем лесном домике лекарка Агнешка. Вылил остатки настоя на руки, растер. Снова склонился над покойником, шаря ладонями по телу – искал в нем жизни, хоть малую искру, хоть отзвук ее. Белые змейки с шустрых пальцев мануса ныряли в складки одежды, роились на губах Якуба и возвращались ни с чем.
Манус в отчаянии оттолкнул мертвеца, вскочил на ноги, не в силах сохранять спокойствие.
Шорох за окном был едва различим, но, напружиненный как загнанный зверь перед прыжком, Иларий услышал. Рванулся к оконцу, глянул вниз, держа наготове опутанные белыми змейками силы руки.
– Я это, Илажи! – проговорили снизу. Под сиреневыми кустами говорящего видно не было, да голос Иларий легко узнал.
– Что ты под окно приволокся, господин Тадеуш? Что тебе наследник Бялого – девка, что ли?
– Не мог я через двери, – зашептал тот. – За мной великан чернский пошел. Следит. Верно, Владислав мысли мои зацепил.
Иларий похолодел. Даже выскочить не получится незамеченному, прыгнуть в седло да пятками Вражко поторопить. Догонят. Ведь теперь, после смерти Якуба, все это Владиславов удел! Его еще нерожденного сына!
– Думаешь, никто не признал тебя, пока ты под окнами лазил? – дрогнувшим голосом попытался отвадить прочь от окон дальнегатчинца манус. Можно было б попытаться спрыгнуть. Не такая высота, чтоб ноги приломать, а боль терпеть княжьи маги обучены. Не вышло. Крепко в голову Тадеушу засела его мысль, не хотел он отступиться.
– Дай с Якубом переговорить, Иларий! Землицей прошу! Мне поскорее уехать надо. Хочу до Эленьки добраться. Сказать ей, чтоб не плакала. Что все складывается, как уговорено.
– Вот и поезжай. В земной грех не вводи, – зашипел манус. Кто-то постучал в затворенную дверь, позвал тихо: «Батюшка Якуб, гости послали спросить, все ли ладно».
– Ладно все. Скоро будет наследник, – крикнул Иларий, отвернувшись от окна.
– Совсем плох? – тотчас всполошился Тадеуш. – Почему сам не ответил?
Иларий бросил взгляд на неподвижное тело на полу, на налившиеся мертвенной синевой губы Якуба. На смерть, не угодную никому, неуместную, с которой остался он один на один. Как всегда был – без помощи, среди предателей. Должен ему дальнегатчинец – так теперь самое время долги отдать.
– Плох, говоришь? – рассердился он на неотвязного. – Полезай, сам гляди!
Манус рванул с постели смятое покрывало, бросил за окно, намотав конец на руку. Тадеуша долго упрашивать не надо было – ловко влез по стене, перевалился через подоконник, тяжело дыша. Да только увидел лежащего без движения Якуба – словно бы дышать и вовсе перестал.
– Вот так плох. Накинула совесть веревку, а я со всей этой кутерьмой снять не успел. Не вызвать его обратно. Пропало Бялое, господин Тадеуш. И тут уж никакие соседи не помогут.
Тадеуш словно бы разом сник. Плечи опустились, померкли глаза, еще недавно полные лихой радостной надежды. Не стал мертвеца тревожить – поверил более сильному магу на слово. Тихо подошел ко княжьей постели, опустился без сил на смятые простыни, уронил голову в ладони и заплакал. Одна Земля ведает, о чем или о ком. О себе ли, об Эльжбете, обо всех ли скопом, кто теперь окажется под рукой душегуба-Влада.
Иларий сморгнул. На мгновение показалось – не Тадек сидит перед ним на постели, а мертвый Якуб, привычно вялый, ссутуленный, льет слезы по своему проклятому старику.
