род, поэтому Гайто и поспешил ко мне.
Мне от всей этой ситуации стало еще более стыдно, когда я поняла, что уже позорю весь род Хатора и Камали, еще даже не войдя в него.
– Да-а-а, – протянул древний, – а теперь, когда все увидят, что ты в семье-то осталась… Ох и попал Черный дракон, ох и пересудов будет, шутка ли – человечка отказала дважды!
Я зажмурилась. Посидела несколько секунд и, посмотрев на древнего, прошептала:
– Но как же тайна клиента? Не станет же халоне Гайто…
– И еще как станет! – воскликнула Камали. – Какой молчать?! Этот чешуйчатый будет мне дочь позорить?! Удумал тоже – золотую ленту подсовывать! Нет, оно, конечно, понятно, что на человеческой девушке дракон из Правящего рода никогда не женится, но тогда и не трогай и пасть не разевай!
Она вскочила и заметалась по кухне.
– Ах он сволочь крылатая! Я ему… да я ему! Это раньше за тебя вступиться некому было, а теперь пусть только Владыка мне бумаги подпишет, я этому Главнокомандующему, я…
– Камали, милая, не нервничай, – мягко успокоил ее Хатор. – Мы сейчас ничего не будем делать, ни злиться, ни возмущаться… – Затем вдруг как прорычал: – А вот потом я всех старейшин рода подниму!
Именно в этот момент я поняла, почему Черный дракон никак и никоим образом не хотел даже пытаться допрашивать юных дракониц – потому что здесь за своих дочерей все горой. Но все же…
– Не надо, чтобы все знали, – попросила я. – Ему и так тяжело очень.
– А тебе нет? – разъяренно переспросила Камали.
– А мне не привыкать, – ответила я.
Камали яростно прорычала и хотела еще что-то сказать, но Хатор остановил ее одним взглядом, накрыл мою ладонь своей огромной и тихо посоветовал:
– Поешь, потом спать пойдешь, а утром легче станет. Утром всегда все легче.
А затем жене и древнему приказал:
– Хватит об этом.
Драконица села рядом, положила, наконец, сахар в чай, помешала и пододвинула чашечку мне. Древний сбегал, принес целую тарелку пирожков с пылу с жару, Хатор с улыбкой спросил:
– Покормить тебя с ложечки?
– Хорошая идея, вспомню, как ты наших маленьких кормил, – рассмеялась Камали.
Но я, отрицательно покачав головой, есть начала сама, почти не чувствуя вкуса.
Драконы между тем вполголоса обсуждали, как завтра куда-то пирожки повезут и сколько еще нужно напечь, чтобы всем хватило. Потом, что Хатору обязательно нужно будет черный пояс надеть, чтобы живот скрыть, а не то дядя засмеет, он его с детства пузатиком обзывал и сейчас может начать измываться, и лучше ему повода не давать. И еще что-то про то, что Камали очень по прабабушке соскучилась…
И тут открылась дверь.
Дракон в черных доспехах вошел без стука, молча подошел ко мне и протянул черный свиток.
Я не взяла, у меня почему-то задрожали руки, поэтому послание взял Хатор, после чего посыльный нас покинул.
Дракон, глянув на меня, тихо спросил:
– Открыть?
Я кивнула.
Взяв нож, Хатор разрезал сургуч, развернул свиток, и оттуда на стол выпал… отчет по практике. На нем так и было написано: «Отчет по практике в Долине драконов, выполнила студентка Милада Радович». А ниже стояла печать «Засекречено» и подпись: «Главнокомандующий Драконьей долины Ирэнарн-Ррат-Эгиатар». Хатор осторожно подцепил страничку, открыл отчет, и там все оказалось магически зашифровано, и не оставалось сомнений, что таким же образом дело обстояло на всех страницах.
Но я лишь мельком взглянула на отчет, потому что все мое внимание приковало написанное в самом свитке:
«Я не желаю вас больше видеть! Никогда, никоим образом, ни даже по самой обоснованной причине! Попадетесь мне на глаза еще раз, и клянусь, наплевав на чувства благодарности и жалости, я возьму все то, на что имел полное право с первого мгновения!»
Подписи не было… она и не требовалась… Как не требовалось и второго подтверждения тому, что я переписывалась в блокноте вовсе не с магистром Валентайном – этот резкий, с сильным нажимом, решительный почерк невозможно было не узнать.
А потом оно все как-то начало расплываться… медленно, но основательно…
Камали, сидящая рядом, вдруг вскочила, выхватила свиток из рук потрясенного Хатора, от чего тот развернулся до конца, и на стол выкатилось два серебряных разных браслета, и на руке ее полыхнул огонь, сжигая все послание без остатка.