предстоящем убийстве, но ничего не сказал. И этот человек не Валери Лефтман. Вам следует проверить других друзей Ника Левила.
Я нажал на отбой, положил мобильный на грудь и уставился в потолок. Если у меня не хватает смелости признаться во всем самому, может, кто-то найдет меня и выудит правду.
Одиннадцатый класс
Второе мая. Обычное майское утро. Мама убежала на свой автобус еще до того, как я вылез из постели. Папа трудился в подвале и слушал по радио песню своих золотых деньков группы Pearl Jam. Брэндон спал. Мы с Сарой уныло ели хлопья. Сара через две недели заканчивала школу, а меня ждал еще один год унылого поедания хлопьев.
За мной зашел Мэйсон, и мы потопали в школу. От влажной травы тут же промокли кроссовки. Перед нами вился дымок от сигареты Мэйсона.
– Я не выдержу еще двадцать дней, – сказал он. – Я нахрен брошусь вон с того моста, если еще хоть минуту посижу на уроке мировой истории.
Рядом остановилась черная крутая тачка. За рулем сидел Джереми. Пассажирское стекло опустилось, и с заднего сидения донесся детский плач. На нас взглянул Ник – бледный, скрывавший глаза за солнцезащитными очками.
– Вас подбросить? – спросил он.
Как бы сильно Мэйсон ни любил дымить по утрам и как бы ни бесил оглушительный детский плач, отказываться от такого предложения мы не собирались. Мы втиснулись на заднее сиденье рядом с автокреслом. Ребенок заголосил еще громче.
– Заткнись, Дилан, черт тебя подери! – крикнул Джереми, поднял стекло и нажал на газ. – Эта сучка по гроб жизни мне должна за то, что сегодня спихнула его на меня.
Ник пробормотал что-то, чего мы не расслышали за детским ревом, и они с Джереми засмеялись. Эти двое были под кайфом. Я чувствовал запах травки и видел в боковом зеркале, как странно улыбается Ник.
– Готовы к последнему учебному дню? – обернулся к нам Ник, сверкая своей жутковатой улыбкой.
– Осталось еще двадцать дней, – промямлил я.
Он некоторое время смотрел на меня из-за своих темных очков, затем отвернулся.
– Ничего, дружище, скоро все закончится, – наконец сказал он.
– Скорее чем вы думаете, – добавил Джереми и снова засмеялся.
Я глянул на Мэйсона, но тот смотрел в окно. Его, похоже, не пугало странное поведение Ника и Джереми. Неудивительно, он ведь не видел списка с зачеркнутыми именами. Или пистолета на озере.
Джереми остановился на Старлинг-стрит, перед футбольным полем. Я видел сидящих на трибунах Стейси и Дьюса.
– Нужно отвезти мелкого паршивца в садик, – сказал Джереми. – И закупить еды в дорогу. После сегодняшнего буду отсиживаться. А вы вылезайте.
Мэйсон открыл дверцу, и мы вышли из машины. Барабанные перепонки больше не лопались от детского плача. От облегчения я даже не заметил, что Ник не вышел вместе с нами, а поехал дальше с Джереми.
– Тебе не кажется, что он ведет себя странно? – спросил я.
– Этот чувак всегда странный. Весь мозг пропил и прокурил, – ответил Мейсон.
– Не, я о Нике.
– Да нет вроде. Только что уроки прогуливает.
Мы пересекли поле, идя плечом к плечу.
«У меня просто разыгралось воображение», – убеждал я себя. Ник нормально себя ведет, а у меня просто паранойя. Если бы он что-то задумал, то обязательно бы нам сказал. Если буду разводить панику на пустом месте, то лишь взбешу Ника и выставлю себя дураком. У меня просто разыгралось воображение.
Однако убедить себя в этом не удалось.
Мы дошли до трибун. Друзья болтали и дурачились, поэтому вскоре я забыл о поездке в машине Джереми. Был обычный день. Очередное второе мая.
Подошел автобус, на котором ездит Валери, и я сразу понял: что-то случилось.
