– Сначала ты оказалась свидетельницей массового убийства, получила ранение и потеряла любимого человека. Все это плохо сказалось на отношениях со школой, с семьей и друзьями. А теперь ты застряла в кабинете с толстяком-мозгоправом, который хочет залезть тебе в голову.
Я вскинула на него взгляд, не поднимая головы, чтобы он не заметил моей улыбки. Но он, должно быть, заметил, так как тоже улыбнулся уголками губ. Он мне уже нравился.
– Послушай, – сказал он. – Плохо не только то, что случившееся страшным образом отразилось на тебе, но и то, что ты практически не контролируешь происходящего с тобой сейчас. Мне бы хотелось, чтобы здесь все было по-другому. Мне бы хотелось отдать контроль в твои руки. Мы будем двигаться вперед с той скоростью, какую выберешь ты. Если я подниму тему, на которую ты не захочешь говорить, или буду слишком давить на тебя, просто скажи об этом, и я сменю тему.
Я приподняла подбородок.
– Почему бы при следующей нашей встрече не начать с разговора о том, чем ты увлекаешься, какой твоя жизнь была до случившегося? Будем понемногу узнавать друг друга. Как тебе это?
– Согласна, – ответила я.
Мой голос был тихим и слабым, но я удивилась, что он вообще прозвучал.
На следующее утро, проснувшись и спустившись вниз, я обнаружила в кухне детектива Панзеллу. Он сидел за столом с чашкой кофе напротив мамы. Мама улыбалась. Я давно уже не видела у нее такого просветленного лица. Детектив по обыкновению выглядел мрачноватым, но на удивление расслабленным. Может, не будь мы с ним оба теми, кем являлись, он тоже бы улыбался.
Я прохромала в кухню. Резиновые наконечники на костылях скользили по линолеуму, и я боролась с ощущением, что земля уходит из-под ног. После операции оно охватывало меня уже бессчетное количество раз. Я все еще была под действием кучи лекарств – болеутоляющих и психотропных. И меня все еще пьянила неожиданная свобода.
– Валери, – сказала мама, – детектив принес хорошие новости.
Я хотела сесть за стол, но передумала и прислонилась к самому концу кухонной стойки, подальше от детектива Панзеллы. В больнице я была лишена возможности от него отдалиться, чего страстно желала.
Я внимательно оглядела его. Он был в своем неизменном коричневом костюме, но похоже, прямо перед приходом к нам принял душ. На самом деле от него до сих пор пахло мылом, причем тем же мылом, каким пользуемся мы. И аромат его бальзама после бритья я слышала тоже. Меня замутило. На глаза невольно навернулись слезы. Если бы не больная нога, я бы с криком выскочила на улицу и как можно дальше убежала от этого человека.
– Здравствуй, – поздоровался он и развернулся ко мне лицом, описав своей кружкой по столу небольшую дугу.
Позже я буду оттирать оставшийся от нее липкий след с таким чувством, будто избавляюсь от него самого. Стираю его навсегда из своей жизни.
– Здрасьте, – ответила я.
– Валери, детектив Панзелла пришел сказать, что ты больше не являешься подозреваемой.
Я промолчала, усомнившись в том, что не сплю. Может, я все еще лежу в психиатрическом отделении больницы. И через несколько минут проснусь, отправлюсь на групповую терапию и расскажу всем о своем сумасшедшем сне. Шизофреник Нэн начнет орать что-нибудь про террористов, Дэйзи заплачет и примется теребить бинты на своих запястьях, а Энди, наверное, пошлет меня лесом. Идиот-психотерапевт будет молча сидеть, кивая, как китайский болванчик, и никого не одергивая, а потом отошлет нас на завтрак принять утренние «пилюли».
– Правда замечательные новости? – спросила мама.
– Правда, – согласилась я.
Что еще я могла ответить?
– Спасибо.
Прозвучало ужасно глупо.
– К нам пришел свидетель, – объяснил детектив, отпивая кофе из чашки. – Точнее, свидетельница. Она потребовала встречи со мной и окружным прокурором. Ее показания подробны и убедительны. Тебе не предъявят обвинения.
Я была точно в дурмане. Хотелось проснуться, потому что от облегчения закружилась голова и стало слишком хорошо. А значит, станет очень плохо, когда я проснусь и мне по-прежнему будет грозить тюрьма.
– Стейси? – прохрипела я, потрясенная тем, что она выгораживает меня, хотя не доверяет и больше не хочет быть мне подругой.
Детектив покачал головой.
– Блондинка. Высокая. Одиннадцатиклассница. Она все повторяла: «Валери ни в кого не стреляла».
Никто из моих подруг не подходил под это описание.
