Траву на поле для гольфа снова безупречно подстригли, хотя единственный игрок в семье уже несколько месяцев не появлялся дома.
– Она отлично пишет, правда?
– Наверное. Мне больше запомнилась ужасная Айала.
– Она совсем не ужасная. Просто нервная.
– Все проблемы в рассказах – из-за нее.
Дэвис нежно толкнул меня плечом.
– А мне она понравилась. Но я, кажется, пристрастен.
Мы обошли все поместье и наконец остановились у бассейна. Дэвис нажал на кнопку в телефоне и убрал защитное покрытие. Мы устроились в шезлонгах рядом друг с другом. Я смотрела, как над водой поднимается пар, а Дэвис лежал, глядя в небо.
– Почему он так погружен в себя, когда можно падать в эту бесконечность?
– Кто?
– Ноа.
Дэвис достал что-то из кармана и зажал в кулаке. Сначала мне показалось – ручка, но потом, глядя, как он крутит предмет в пальцах, точно фокусник, играющий с картами, я поняла, что это Железный человек.
– Не подумай ничего такого, – сказал Дэвис. – Неделя выдалась тяжелая.
– По-моему, Железный человек – не такой уж и супергер…
– Ты разбиваешь мне сердце, Аза. Видишь, вон там Сатурн?
Он указал фигуркой на небо и стал объяснять, чем различаются планеты и звезды, как отыскать созвездия. А потом сказал, что наша галактика – большая спираль, как и многие другие.
– Все видимые нам звезды находятся в этой спирали. Она огромна.
– И у нее есть центр?
– Да. Вся галактика вращается вокруг сверхмассивной черной дыры, но очень медленно. Чтобы совершить полный круг, Солнечной системе нужно двести двадцать пять миллионов земных лет.
Мне хотелось узнать, бесконечны ли спирали галактики, Дэвис сказал, что нет, а потом спросил про мои спирали.
Я рассказала про математика Курта Гёделя, который очень боялся, что его отравят, и поэтому ел только пищу, которую приготовила его жена. Однажды она заболела, ее положили в больницу, и Гёдель перестал есть. Он, должно быть, понимал, что вероятность погибнуть от голода выше, чем от яда, но заставить себя никак не мог и умер. В семьдесят один год. Он семьдесят один год жил с демоном, и под конец тот его все-таки одолел.
Дэвис спросил:
– Ты боишься, что подобное случится и с тобой?
– Так странно, когда понимаешь, что ты сумасшедший, а поделать с этим ничего не можешь. Ты не думаешь, что ты нормальный. Знаешь, что есть проблема, но не находишь решения. Потому что ты неуверен. Если ты Гёдель, ты не можешь сказать наверняка, что еда не отравлена.
– Ты боишься, что такое случится с тобой? – повторил он.
– Я много чего боюсь.
Мы говорили так долго, что звезды, которые были прямо над нами, уплыли в сторону. Наконец Дэвис спросил:
– Хочешь искупаться?
– Холодно.
– Вода подогревается.
Он встал, стянул рубашку и джинсы. Приятно было смотреть, как он раздевается. Мне нравилось его худое тело – небольшие, но рельефные мышцы спины, ноги, покрытые мурашками. Он поежился и прыгнул в воду.
– Великолепно!
– У меня купальника нет, – сказала я.
– Ну, если у тебя есть бюстгальтер и трусики, то это практически бикини.
Я засмеялась и сняла пальто, встала.
– Отвернись, пожалуйста.
Дэвис стал смотреть на тускло освещенный террариум, где в своем искусственном лесу скрывалась будущая миллиардерша.
Я разделась. Было стыдно, будто я стою нагишом, но я все же опустила руки и сказала:
– Все, можешь смотреть.
Я скользнула в тепло бассейна. Под водой Дэвис положил руки мне на талию, но целовать не стал.
За спиной у него был террариум, и когда мои глаза привыкли в темноте, я разглядела на ветке туатару – она смотрела на нас одним красно-черным
