– А теперь представь, что время – не вокруг блока, а одно из его измерений, – сказал он и осторожно проткнул тортик ложкой по диагонали.
– Одно из измерений, – повторил он многозначительным шепотом.
– Но… – сморщил я лоб, не сводя глаз с торчащего во вселенной острия.
– Но? – подбодрил меня Барон.
Я почесал подбородок, пытаясь понять, что меня смущает.
– Но проблема же в том, что тортик-то уже есть, – понял я свои сомнения. – А ложки еще нет. То есть еще не полностью. То есть… – снова запутался я и замолк.
– То есть пространство – это то, что есть целиком, а время – это то, что постоянно происходит? – пришел мне на подмогу Барон.
– Да! – с облегчением кивнул я.
– Ты хочешь сказать, что та ложка, которая лежала перед тортиком, – это будущее, которое нереально, а та, которая лежала сзади, – это прошлое. А оно реально?
– Ну… Не очень, – ответил я, чувствуя себя все больше как в школе у доски. Причем проверяли у меня не выученные уроки, а саму возможность думать. И ситуация эта, надо сказать, меня пугала. Но одновременно и завораживала.
– «Не очень» – значит «нет», – решил за меня Барон и указал сверху на тортик. – Под ним же тоже есть ложка, так? Невидимая. А это что? На чем стоит наш поезд?
– Настоящее, – выпалил я. – На настоящем.
– И оно реально?
– Да!
– Прекрасно, – потер ладони Барон и улыбнулся несколько хищно. – Скажи, Париж, это кафе – реально?
– Конечно, – не понял я даже вопроса.
– А Москва?
Ответ уже практически соскочил с моего языка, но я вовремя спохватился. Барон не задавал глупых или простых вопросов. Что-то тут было не так.
– Ты же ее не видишь сейчас, – заметил Барон мое смятение. – Как ты можешь быть уверенным в том, что она есть?
– Но я же знаю ее! Я там живу!
– Итак, назовем Москву – прошлым. Ты его знаешь, но в данный момент не видишь. Согласен?
Нехотя я кивнул.
– А теперь представь себе… скажем, Амстердам. Ты там никогда еще не был, не видел его. Но он где-то есть, и ты вполне можешь в нем оказаться рано или поздно. Амстердам реален?
– Реален, – прошептал я.
– И если Москва – это прошлое, а Париж – настоящее, то Амстердам – это…
– Будущее, – прошептал я еще тише.
– Так вот, я спрашиваю тебя еще раз, – продолжил Барон крайне довольным голосом. – От того, что ты не видишь Москвы или Амстердама и, может быть, даже никогда не видел, они становятся менее реальными?
– Нет, конечно, – внезапно встал я на дыбы. – Но как можно сравнивать пространство и время?
– А очень легко! – делано удивился Барон. – По сути, тогда и сейчас никак не отличаются от там и тут. Одно мы просто способны ощущать своими чувствами, воспринимать, а другое – нет. Но ограниченность наших чувств никак не означает, что одно менее реально, чем другое.
Я вновь уставился на пронизанный ложкой тортик.
– Но тогда, – выговорил я мучительно, – это значит, что прошлое, настоящее и будущее – все уже есть и есть именно сейчас…
– О чем и речь! – обрадовался Барон.
Я поднял руки, как бы останавливая его.
– Но нет! – встряхнул я головой. – Тогда не может быть настоящего! Не может быть никакого сейчас!
Барон встал, наклонился ко мне, взял мое лицо в ладони и чмокнул меня в лоб. Мои глаза чуть не вывалились из орбит. Такого всплеска эмоций я от самодостаточного Барона никак не ожидал.
– Не зря! – махал он, садясь обратно, указательным пальцем, словно доказывая что-то невидимому собеседнику. – Не зря я выбрал этого мальчика лопоухого!
Я с трудом поборол желание схватиться за уши.
– Ты совершенно прав, Адам, – обратился он ко мне с лучезарной улыбкой. – Его нет! Настоящего момента просто нет! Все уже есть, все уже случилось, все – блок!
– Но почему мы тогда ощущаем это по-другому? – чуть не расплакался я, сам дивясь своей внезапной эмоциональности по поводу каких-то абстрактных
