понятий. – Почему нам кажется, что время течет?!
– А вот это, юный мой друг, – вынул Барон ложку из тортика и слизнул с нее сливки, – уже другой вопрос!
Голова моя вдруг разболелась, и я поспешил отпить горячего шоколада, в то время как Барон наконец разрезал тортик пополам и отодвинул половинки друг от друга. Внутри у тортика было три слоя разных оттенков красного и розового, и, если бы я не был и так забит сахаром по самое горло, у меня наверняка потекли бы слюни.
– Честно говоря, Адам, сторонникам блочной вселенной глубоко наплевать на наши ощущения, – сказал Барон. – Им это просто неинтересно. И будучи солидарным с ними практически во всем, тут я тоже не мог отделаться от чувства, что какое-то объяснение все же нужно. И единственная теория, которую я могу предложить тебе… Потому что это та, которая отозвалась во мне… Хм, немного странно, но это теория человека, который отвергал видение вселенной как блока. Но тем не менее мне кажется, что одно вполне может дополнить другое.
Барон заметил мой стеклянный взгляд.
– Запутал тебя, прости, – покачал он головой. – Не столь важно. Я просто расскажу тебе о видении времени Барбура [8]. Ты умный мальчик, и я дам тебе направление, а дальше ты вполне можешь думать сам. Так вот, старый добрый Барбур говорит, что есть капсулы времени.
– Капсулы? – переспросил я машинально, хотя голова моя уже была так переполнена, что с трудом вмещала новую информацию.
Мозги мои кипели и скрипели шестернями, основательно перезагружаясь. Но Барон не знал пощады.
– Да, капсулы. – Он щелкнул пальцами. – Это один момент, одна капсула. – Он щелкнул еще раз. – Это другая. Не вторая, а именно другая! А мы их воспринимаем в определенной последовательности, потому что у нас есть память о первом щелчке, и мы сами выстраиваем связи. Сложно?
– Да, – буркнул я почти обиженно и сложил руки на груди.
– Но тем не менее постарайся! Ты можешь понять! Не думай о том, насколько долго длится одно такое мгновение, такая капсула.
– Как можно об этом не думать? – удивился я. – Вы говорите мне, что моя жизнь – это беспорядочный набор отдельных мгновений. Так хотелось бы понять, насколько все хаотично. То есть я не понимаю, – вдруг окончательно рассердился я. – Нет разницы, пошел я сначала в первый класс или в десятый, старик я или ребенок, рождаюсь я или умираю…
– Да! – вскрикнул Барон так громко, что разговоры вокруг нас затихли, и к нам обернулись, но довольно быстро снова отвернулись, отдавая дань воспитанию. Но Барону было не до окружающих людей. Столь возбужденным я не видел его еще никогда. Он вцепился в подлокотники и слегка приподнялся на стуле, готовый вспрыгнуть. – Вот именно! Ты понимаешь, какая в этом свобода, Адам?! Момент смерти – это просто один из моментов! И просто сейчас он настал, и тебе кажется, что он последний! Но на самом деле он – просто один из многих камушков в банке. И сейчас банку встряхнули, и этот камушек оказался на поверхности. Один из многих! А потом банку снова встряхнут!
– Кто? – задал я, как мне казалось, логичный вопрос. – Кто встряхнет банку?
– Не надо лишнего! – резко рассердился Барон и отмахнулся. – Не в этом суть. Не в этом!
– Хорошо, – потер я переносицу. – Но если все эти камушки, эти капсулы, никак друг с другом не связаны…
– Нет, – перебил меня сразу снова подобревший Барон. – Связаны – это не то слово. Они намного больше этого! Каждая капсула содержит в себе все прошлое и все будущее. Все! Разве это не прекрасно?
– Что значит, содержит прошлое и будущее? – покачал я головой в некоем отчаянии.
– Как пространство! Вспомни про Москву и Амстердам. Ты их не видишь, но они есть.
– То есть все есть сразу и сейчас, и в каждое мгновение, и все живо? – потер я раскрасневшиеся от умственного напряжения щеки.
– Да! – засветились глаза Барона. – Да, да, да!
– Но как это можно в себя вместить? – страдальчески обмяк я на стуле.
Барон взял ложку, пронзил ею все три слоя тортика и отправил разноцветный кусок себе в рот.
– Вот так, – усмехнулся он, проглотив свою временную капсулу.
– Но… – все не мог перестать я мучиться. – Но если все уже есть, то это же значит, что наши действия и решения не имеют никакого значения! Все уже давно решено! Так?
– Так, – кивнул Барон.
Я не был уверен, что мне нравится это представление.
– Я не уверен, что мне нравится это представление, – сказал я вслух довольно жующему очередную капсулу Барону.
– Очень даже зря, – цокнул он языком. – В этом «представлении», как ты говоришь, заключается громадная свобода.
– Да какая же?! – не на шутку возмутился я.
– Как какая? – пригвоздил меня Барон резким взглядом к стулу, и я даже вздрогнул. – Имеет ли смысл бояться того, что и так уже решено? Имеет ли смысл винить себя в чем-то? Имеет ли смысл переживать и метаться, если можно просто расслабиться и принимать эту жизнь такой, какая она есть и всегда была?
