задержкой.
– Магда! – воскликнул я.
Девушка и Барон вздрогнули одновременно.
– Н-нет, вы ошибаетесь, – покачала она головой, и только теперь я осознал, что говорит она по-английски.
Барон впился в ее лицо каким-то очень нехорошим взглядом, хотя я уже и сам понял, что это вовсе не та служанка, которую я когда-то видел на Котельнической. Видимо, мне просто очень хотелось узреть нити, которые связывали бы мою прошлую жизнь и нынешнюю. Потому что время от времени мне не давало покоя ощущение, что я совсем не тот, кем был четырнадцать или даже семь лет тому назад.
– Если тебе говорят, что ты Магда… – начал Барон, но девушка перебила его.
– Вы ошиблись, – повторила она с потупленным взглядом. – Возьмите, пожалуйста, аперитив.
Оранжевая жидкость покачалась в фужерах и прыснула пузырьками.
– Да давай уже, – схватил Барон один из них и стремительно направился к сидящему на диване перед камином директору.
– Спасибо, – проговорил я тихо, снимая второй фужер с подноса. – Я вижу, что чем-то смутил вас, простите.
Девушка подняла на меня робкий и одновременно пытливый взгляд. Она была молодая и красивая, и поднос в ее руках выглядел не к месту.
– Вы действительно перепутали меня с кем-то? – почти что прошептала она.
– Ну да, – удивился я.
– Вы не хотели назвать меня просто понравившимся вам именем?
– Я… Не совсем понимаю…
– Адам, иди уже сюда! – резко окликнул меня Барон.
– Простите, – слегка поклонилась девушка и улетела с раскачивающейся юбкой.
Я проводил ее взглядом, отпил шампанского со вкусом персика и прошел к дивану.
– Что это ты завис? – рассмеялся директор. – Тут будут еще не такие, поверь. Садись!
Стоило мне опуститься, как тепло камина коснулось моих щек.
– Почему она так…
– Нервно среагировала на новое имя? – договорил за меня Дирк. – Это причуды местного персонала, не бери в голову.
Разумеется, я задумался еще больше о поведении девушки.
– Вообще-то мы хотели поговорить о твоей коллекции, – раздраженно повысил голос Барон.
– Коллекции! – вновь рассмеялся директор и закинул в рот одну из шоколадных конфет, лежащих горой на журнальном столике.
Столик стоял на золотых львиных лапах, а на его стеклянной поверхности рядом со сладостями валялись кредитная карточка и свернутая зеленая купюра.
– Что я могу рассказать вам о моей коллекции? – облизал он пальцы. – Вас интересует какая-нибудь конкретная картина? Ее цена?
– Честно говоря, я еще не успел попасть в Рейкс… в ваш музей, – признался я. – И имею всего лишь весьма смутное представление. К сожалению, я не сообразил купить заранее билеты, а очередь была…
– Очередь? – скривил директор свое красивое лицо в гримасу. – О какой очереди вы говорите?
– О… той, которую надо отстоять, чтобы попасть в музей, – напомнил я ему.
– О боже, какая прелесть! – сложил он белые ладони на груди. – Адам, вы сама невинность! Человек, который серьезно относится к очереди…
– А как… – почесал я за ухом.
– Такие, как мы, – внезапно наклонился ко мне директор и положил ледяную и влажную ладонь мне на запястье, – не стоят в очередях. Никогда. Или вы готовы потом так же в толпе ходить по музею и выглядывать из-за чужих плеч, чтобы рассмотреть ту или иную работу?
Я не стал признаваться, что именно так я и привык ходить по музеям, потому что чувствовал, что могу разрушить сложившееся о себе представление. Вместо этого я покосился на Барона, но тот пристально смотрел в огонь. Последовав за его взглядом, я тоже увидел танцующие языки пламени, но тут же снова отвел глаза. Наслаждаться огнем я не мог с того самого вечера в Париже, когда предал пламени свой блокнот. С тех пор вид огня вызывал в моей груди ноющую боль.
– Вот именно, – принял директор мое молчание за согласие. – Не готовы. Мы с вами не любим унижаться. Мы любим чувствовать себя на одном уровне с мастерами, а не с чахнущими поклонниками.
Он подмигнул мне и наконец отодвинулся, а я с большим усилием противостоял потребности потереть запястье. Вместо этого я сложил ладони и опустил на них взгляд, чтобы хоть таким образом отделить себя от собеседников, которые теперь продолжали свою веселую болтовню об одной из картин, имеющихся в коллекции музея. Во мне же чувство, что я тут совершенно не к месту, как обтрепанный голубь в стае фламинго, боролось с искренним восторгом и зарождающейся надеждой, что при определенном поведении серые крылья все же могут порозоветь.
Из мыслей меня вырвал легкий жужжащий звук, и я невольно поднял на него глаза. Над камином прямо из железного навеса, который я до этого не
