заметил, выдвигалось громадное белое полотно. Дожужжав до конца, оно остановилось, излучая полную готовность без лишней скромности принять любые изображения. «Я повидало уже все, – шептало оно, шелестя твердым подолом. – И белизна моя обманчива».
– Мы будем смотреть фильм? – повернулся я к директору.
– Фильм, – хихикнул он и элегантно рыкнул шампанским. – Нет, ну где ты нашел такую прелесть, Барон? Нет, Адам, голубчик, – снова похлопал он меня по запястью, которое я силой воли заставил себя не отдернуть, – фильмы вы сможете заказать себе потом в отдельных комнатах, если это соответствует вашим пристрастиям. Мы же к приходу гостей просто запустим одну из наших излюбленных забав.
Стоило ему нажать на пульт, как в дверь действительно позвонили. Я повернулся, чтобы посмотреть на новоприбывших, и заметил проектор над высоким косяком, который заиграл красками и бросил клин на экран. Я не сразу повернулся обратно. Слишком уж экстравагантен был подтягивающийся народ. Даже с немалого расстояния было видно, что костюмы мужчин сшиты из дорогой, неординарной ткани, а платья женщин так и искрились наперебой. Шубы отдавались прислугам, губы подводились красной помадой, поцелуи раздавались наотмашь, а смех неустанно звенел поверх разговоров. Я почувствовал, как рядом со мной выдохнула пружина дивана, потому что кто-то встал. Закинув себе в рот очередную конфету, директор взмахнул руками и буквально полетел навстречу гостям.
Наконец я взглянул на экран. Происходило там, надо сказать, не много чего. Кучка людей толпилась перед небольшой картиной. Кто-то шептался, кто-то фотографировал, кто-то вставал на цыпочки и тянулся поближе к экспонату. Это было в принципе все. Я ожидал, что сцена сменится и завяжется какой-то сюжет, но через пару минут понял, что смотрю запись видеонаблюдения в музее. В недоумении я покосился на Барона, дымящего трубкой. Он поймал мой взгляд и уцепился за него. Несколько секунд мы напряженно глядели друг другу в глаза, будто перетягивали канат. При этом я сам толком не знал, что хочу доказать и кому, но чувствовал, что должен отстоять что-то неуловимо фундаментальное. В конце концов Барон опустил глаза и расслабился.
– Не понятно или не смешно? – спросил он, одной бровью указав на экран.
– Ни то ни другое, – признался я.
Барон неспешно втянул дым и выпустил его тремя плавными кольцами.
Затем он резко встал и трубкой дал мне знак следовать за ним.
– Идем!
Я сразу засеменил за ним, как послушный щенок. Можно было и не стараться с перетягиванием каната. Стоило Барону щелкнуть, как я вставал на задние лапы с высунутым языком. Роли наши были как будто прописаны и предельно ясны. Миновав кресла, столики и статуи, он целенаправленно подошел к одной из картин и остановился.
Картина была небольшой, но тем не менее ни капли не терялась среди остальных, которых было отнюдь не мало. Более того, она неизбежно притягивала случайно скользящий взгляд и приковывала его к себе мертвой хваткой. И дело было не в каком-то особенном месте, отведенном ей на стене, не в особой подсветке и даже не в невероятной известности. Вернее, последнее, несомненно, нажимало на нужные кнопки в подсознании, но сила, бьющая из холста, вскружила бы голову и неподготовленному зрителю, в этом я был уверен. Все помещение, изображенное на картине, вся фигура девушки, каждая деталь излучали свет. Не просто ловили и отзеркаливали его, а словно сами и производили. Лимонный верх платья и бордовый низ, ярко-синий передник, золотистый хлеб с белым молоком и такая же молочная стена… Каждая краска, каждый оттенок пропускали свет через себя и удесятеряли силу его воздействия. При этом заряд этих красок был ровно противоположным заряду, свойственному картинам другого мастера цветов, вечного спутника моих мыслей – Ван Гога. Если от работ последнего меня разрывало на части, то сейчас передо мной находился древний и непоколебимый источник покоя. Покоя, не знавшего даже понятия суеты или времени. Словно никогда и не коснувшегося скрипящих шестерней этого мира. Во рту пересохло, и я поежился. Я не понимал только одного…
– Никогда бы не подумал, что копия может иметь такую силу, – тихо проговорил я.
– Она и не может, – пожал Барон плечами, не оборачиваясь ко мне, и пустил дым в сторону. – Это не копия.
– Что? – сморщил я лоб.
– Это, – ткнул он трубкой во всемирно известную картину, – не копия.
Я невольно отступил на шаг назад, хотя все еще не верил словам Барона.
– Простите, но если мне не изменяют память и рассудок… А я уверен, что они мне не изменяют, – сказал я не без вызова, – то это «Молочница» Вермеера?
– Кажется, я тебе уже говорил, что не нужно задавать вопросы, на которые знаешь ответы? – бросил Барон на меня колкий взгляд через плечо. – Естественно, это «Молочница» Вермеера, а как же иначе?
– В-вы серьезно хотите сказать, что это настоящая… – начал я, но тут меня сзади схватили за плечи и затрясли по-дружески, но с неким пьяным излишеством.
– Вот он! – воскликнул директор и развернул меня к скопившимся гостям, как куклу. – Хорошенький, не правда ли? Такой… какой-то неиспорченный, что ли…
Мужчины натянули одинаковые улыбки на загорелые лица, а с ног до головы блестящие женщины умиленно сложили руки на груди и закачали головами.
