маленькой, ничтожно маленькой среди этой толпы совершенно чужих людей, объединенных одним порывом. Все они прибыли сюда в надежде обрести лучшую жизнь или в благодарность за оказанную им милость: рождение сына, исцеление близкого человека, богатый урожай, счастливый брак.
Некоторые, чтобы добраться до храма, бегут к автобусу: за сорок четыре рупии тот доставит паломников прямо на вершину горы. Хотя всем известно, что настоящее паломничество совершается пешком. Смита приехала сюда из такой дали не для того, чтобы искать легких путей. Как того требует обычай, она снимает с себя и Лалиты сандалии. Таких, как она, много – люди разуваются в знак смирения, чтобы босиком подняться по ступеням, ведущим к дверям храма. «Три тысячи шестьсот ступеней, почти пятнадцать километров, три часа пути!» – уточняет расположившийся на обочине торговец фруктами. Смита переживает за Лалиту, девочка устала, они мало спали в переполненном поезде, без удобств. Ничего, им нельзя отступать. Они пойдут, как смогут, пусть даже на восхождение уйдет целый день. Вишну хранил их, он привел их сюда, и теперь им нельзя сплоховать, ведь они совсем близко от него. Смита покупает на несколько рупий кокосовых орехов, и Лалита с аппетитом ест их. Один орех они разбивают на самой первой ступени – это подношение божеству, так велит обычай. Некоторые зажигают маленькие свечки и ставят их на каждой ступени: нужно иметь немало мужества и сильную волю, чтобы пройти весь путь до храма вот так, согнувшись пополам. Другие мажут ступени огненно-красной и желтой краской на основе воды, отчего лестница словно горит огнем. Самые благочестивые и самые волевые проделывают весь путь на коленях. Вон целая семья медленно продвигается таким образом, морщась от боли после преодоления каждой ступени. Какое самоотречение, с завистью думает, глядя на них, Смита.
Уже на первой четверти пути Лалита начинает проявлять признаки усталости. Они то и дело вынуждены останавливаться, чтобы попить и отдышаться. Через час девочка совершенно выбивается из сил. Смита водружает хрупкое тельце себе на спину и продолжает восхождение. Она и сама так худа, что силы вот-вот оставят ее, но впереди у нее есть цель, к которой она стремится всей душой, – это образ горячо любимого бога, перед которым она вскоре предстанет. Ей кажется, что Вишну удесятеряет сегодня ее силы, чтобы она смогла подняться до самого верха и пасть перед ним ниц.
Лалита спит уже какое-то время, когда Смита заканчивает восхождение. Она садится перевести дух перед вратами храма. Высокие стены ограждают священное пространство. Гигантская белая гранитная башня дравидийской архитектуры устремлена в небо. Смита никогда не видела ничего подобного. Тирумала – это целый мир, и народу здесь больше, чем в каком-нибудь городе. По традиции, здесь не торгуют ни алкоголем, ни мясом, ни сигаретами. Попасть сюда можно, купив билет: самый дешевый стоит двенадцать рупий, объясняет Смите пожилой паломник. И она понимает, что проделанный ими тяжелый путь – лишь начало того, что их ждет дальше. Не один час придется им прождать, прежде чем у них появится надежда войти в святилище.
Поздно, темнеет. Смите нужен отдых. Она должна хоть немного поспать, по крайней мере, попытаться уснуть. Какой-то человек отделяется от толпящихся у стен храма торговцев цветами и сувенирами и подходит к ней. Он обратил внимание на ее растерянный, утомленный вид. Здесь есть бесплатные ночлежки для паломников, говорит он. Он может показать им дорогу. Он внимательно разглядывает ее, затем его взгляд задерживается на Лалите. Он отведет их туда, если они будут любезны с ним. Смита хватает дочку за руку и тащит ее прочь от этого хищника. А на лицо такой приятный, просто ангел… При мысли, что им придется ночевать на улице, ее кидает в дрожь: две женщины, одни, без мужчины, – такая легкая добыча. Нет, им обязательно надо найти пристанище на ночь. Это вопрос жизни и смерти. Сидящий на обочине садху[22], одетый в желтое лонги[23] – цвет вишнуитов, – показывает ей, куда идти.
Первый ночлежный дом закрыт, во втором нет свободных мест. При входе в третий какая-то старуха объявляет, что осталась всего одна койка. Какая разница. Смита и Лалита столько пережили вместе, что стали уже единым целым. Они входят в обшарпанную комнату, где рядами стоят десятки грубых коек, укладываются, прижавшись друг к другу, и, не обращая внимания на стоящий в помещении гвалт, проваливаются в глубокий сон.
Сара
Уже три дня, как Сара не встает с постели.
Вчера она вызвала врача, чтобы тот выдал ей больничный лист – первый за всю ее карьеру. Она не хочет возвращаться в офис. Не может больше терпеть это лицемерие, с которым ее постепенно отстраняют от дел.
Сначала было неприятие – она не могла поверить. Потом ею овладел гнев, какое-то дикое бешенство. Затем пришел полный упадок сил, бесконечная, беспросветная апатия.
Сара всегда была хозяйкой своих поступков, своих жизненных установок, она была тем, что называется здесь
Она, справившаяся со «стеклянным потолком», натолкнулась теперь на невидимую стену, отделяющую мир здоровых от мира больных, слабых, уязвимых, к которому она теперь принадлежит. Джонсон и иже с ним хоронят ее заживо. Они уже бросили ее тело в яму и, лживо улыбаясь и выражая фальшивые соболезнования, бодро ее закапывают. С профессиональной точки зрения она уже мертва. Она знает это. Словно в кошмарном сне, она присутствует на собственных похоронах, не в силах ничему помешать. Она может сколько угодно вопить, кричать, что она тут, живая лежит в гробу, – никто ее не слушает. Ее страдания все больше становятся похожи на кошмар наяву.
Они лгут, все лгут. Говорят ей: «Будь сильной», «Ты выкарабкаешься», «Мы с тобой», но их поступки указывают совсем на другое. Они просто
