– Какой такой контракт? На обслуживание могил?
– Не совсем, – по его лицу скользнула тень улыбки. – На эксгумацию тела.
– По-моему, до меня неверно дошел смысл сказанного. Мы с вами одинаково понимаем на английском значение слова «эксгумация»?
– Более чем. Через пять лет тело эксгумируют, освободив место для следующего мертвого «клиента».
Я смотрела на него в полной растерянности, пытаясь понять, шутит он либо рассказывает все это на полном серьезе.
– Так, а что они делают со «старым» клиентом?
– Кремируют. А дальше новый контракт. – Дженнаро рассмеялся.
– Вы разыгрываете меня, да?
– Ни капли. Теперь улавливаете смысл шутки? Мне не хотелось, чтобы над вашим телом так издевались после неудачной попытки поплавать во время шторма.
– Господи… А что за второй контракт?
– Опять-таки два варианта: можно на время арендовать помещение для хранения урны с пеплом либо развеять его над океаном. Мало у кого из мадейрцев есть деньги на покупку личного склепа.
– Лучше уж над океаном.
– На самом деле без разницы. Мертвым все равно, потому что над океаном нужно летать при жизни. Знаете, что самое интересное в этой истории? Они никогда не эксгумируют тела по отдельности, а превращают процедуру в конвейерный процесс. Выкопали десять-пятнадцать человек одновременно и потащили в печь, нарядившись в маски и перчатки.
– Сумасшедшая история! А почему вы свернули в тоннель?
– Потому что я вам сказал: я не люблю, когда мне ставят условия. «Если вы мне расскажете, я зачитаю…» Вам пора повзрослеть. Мы едем в мэрию.
Camara de lobos
Украдена из музея «Кунстхал» в Роттердаме 16 октября 2012 году.
Пока мой женевский друг со свойственной ему невозмутимостью искал свободное парковочное место у здания Сити-Холла, я подключила все свое английское красноречие, чтобы выразить активный словесный протест:
– Вы же понимаете, что я не пойду с вами в мэрию?
– Что значит «не пойду»? А кто вас будет спрашивать?
– Я серьезно. Прекратите, пожалуйста. Здесь нет парковочных мест. Вы же не будете силой вытаскивать меня из машины? Она и так привлекает всеобщее внимание без дополнительных зрелищ.
– Что вы из меня монстра делаете? Я вас пальцем не трону. Конечно, вы выйдете из автомобиля абсолютно добровольно.
«Лучше бы тронул», – неожиданно пришла в голову нескромная мысль.
– Пожалуйста, синьор Инганнаморте… Я сделаю все что угодно, только не заставляйте меня так нервничать.
– Все. Что. Угодно, – с расстановкой произнес он, выдержав две четкие паузы между словами. – Что, например?
– Не знаю. Хотите сыграю вам Бетховена на pianoforte?
– Вы играете на фортепиано?
– Нет, но я научусь! Хотите, свитер вам зимний свяжу?
– Вы умеете вязать? – Он больше был не в состоянии контролировать улыбку.
– Нет. Но научусь! Я свяжу вам очень теплый свитер. Возможно, он хоть как-то согреет и растопит вашу ледяную женевскую кровь.
– Мадемуазель, это никуда не годится. Вы обрушили на меня массу бесперспективных предложений. И с кровью не угадали.
– С температурой?
– С происхождением. Кровь португальско-итальянская.
– Я так и думала. Женевские мужчины не бывают такими красивыми.
Последняя фраза была вознаграждена его пробирающим до дрожи смехом:
– Вы действительно решили, что легкий флирт вас спасет? Но комплимент я оценил. Благодарю.
Пожалуй, меня могло спасти лишь отсутствие мест на паркинге. Сидевший за рулем мужчина был категоричен и совершенно непреклонен в своих решениях. Он напоминал мне шального мальчишку, который случайно обнаружил в лаборатории отца сложный химический набор препаратов и решил провести собственные опыты, жонглируя колбами, пробирками и всевозможными реактивами. Разница заключалась лишь в том, что он был далеко не мальчишка. И точно знал, что и как смешивать для получения желаемого результата.
– Мадемуазель, считайте, что сегодня вам повезло. Я устал наматывать круги в поисках парковки. Во время заседаний у них здесь всегда аншлаг, а
