Детали перманентной революции

богача, приговоренного Подпольем к смерти за жестокую эксплуатацию, давление на профсоюзы, злоупотребления властью и другие преступления против седьмого и шестого уровней — пролов, коих было подавляющее большинство, и защиту интересов которых возложило на себя Подполье. Но, уж если Подполье решило, по каким-то своим, непонятным пока Максу причинам, сместить Айна с должности посредством интриги, а не убийства, то зачем, спрашивается, подпольщикам прибегать к убийству после, когда цель их уже достигнута? Единственным разумным ответом Максу представлялся тот, что смещения Айна и его смерти желали разные силы.

Смирившись с неизбежностью предстоявшего ему очередного разговора на тему: «Айн, его убийство и все, что с ним связано», Макс заглянул в примыкавшую к кабинету туалетную комнату, где, согнувшись над раковиной, сунул голову под струю холодной воды. Постояв так минуту, он выключил воду, отерся пушистым полотенцем, пригладил пятерней короткие волосы и вышел из кабинета, направляясь к лифтам.

***

Пока лифт вез его с 100-го на 380-й этаж, Макс тщательно перебирал в памяти события уходящего сумасшедшего дня, казавшегося ему неделей, если не месяцем.

Утро началось с посещения его кабинета самим директором-комиссаром корпполиции. Потом — разговор с Айном. Потом — Клэр… потом — снова Айн… (Как же он его достал!). Вышло так, что Макс оказался последним, если не считать убийцу, с кем Айн контактировал. Детектив Рахиль…

Во время их последнего разговора, когда Рахиль сообщила ему об убийстве, Макс заметил, как женщина вздохнула с облегчением, увидев на мониторе полицейской машины проделанный им маршрут от «глухой» зоны, где состоялся их с Айном, теперь уже точно последний, разговор. Максу показалось, что она была обеспокоена тем, что на него могли пасть подозрения. Ко времени, когда тело убитого было обнаружено прохожими, Макс был в километре от того места — вполне надежное алиби.

После появился шкафоподобный шеф Эмиль и полез к Максу со своими вопросами…

Отделавшись от директора-комиссара, Макс сел в машину и, напрямую через нейроинтерфейс, вызвал Рину (утром они обменялись кодами приватного доступа и теперь могли обмениваться мыслями и образами — возможность доступная меньшей части человечества). Он все рассказал Рине — девушке, с которой минувшей ночью был близок впервые. Об убитых полицейских у квартиры Айна, и о трупе убийцы, о разговорах с полицией, о встрече с Айном, о том, что Айн просил у него помощи и о том, что он согласился ему помочь… Единственное, о чем Макс не сказал тогда Рине, это об истории с Клэр.

Закончив свой рассказ, Макс добавил:

— Извини. Мне не стоило, наверно, все это тебе рассказывать… — мысленно произнес он, неверно истолковав молчание Рины.

— Что ты, милый, милый Макс! Не говори так! — услышал он мысли девушки. — Прости. Я думала над тем, что ты сказал…

— Над чем именно, Рина?

— Ты сказал, что хотел помочь Айну…

— Да, это так. Я действительно собирался ему помочь.

— Но ведь он собирался тебя шантажировать…

— Собирался. Но потом он попросил о помощи и я согласился. Не из-за денег… а просто потому, что мог помочь…

— Это… благородный поступок, — сказала тогда Рина. — Я рада, что выбрала тебя, Макс… мой милый Макс…

— Только намерение…

— Нет! — возразила она. — Поступок! Я, уверена, в последние минуты своей жизни этот человек был совсем другого о тебе мнения. Это важно.

— Что важно? — не понял Макс.

— Важно то, что этот корыстный человек, известный своими жестокими взглядами хищника… считавший, что все и всё продается и покупается, и что в конкурентной борьбе допустимы любые средства; что человек не способен и не должен подниматься в этой борьбе выше других животных, что побеждает сильнейший и что человек человеку — всегда враг… важно, что этот человек встретил совершенно иное отношение! Если бы Айн остался жив, он стал бы другим, Макс, я уверенна. И это благодаря тебе.

Макс тогда сильно удивился тем словам Рины.

— Не думал, что ты так хорошо знаешь Айна… — сказал он.

— Не лично… Один мой знакомый… друг… знал Айна… Они вместе учились.

Макс не стал расспрашивать Рину о друге, но сердце его съежилось: «друг? а только ли друг? быть может, не только друг, но и…» Рина не слышала этих его мыслей, но что-то почувствовала.