маленькой элитарной кучки.
Телепередачи и компьютерная сеть с каждым днем сообщали множество подробностей о контакте Архафора с пришельцами, публиковались секретные внутрицерковные документы, патриаршьи постановления, данные статистик… — все новая и новая информация. Режиссерам, журналистам, телеведущим, писателям — всей той армии профессиональных лжецов, что столетиями обслуживала тиранов-церковников, приходилось выполнять совершенно новую для них работу — говорить людям правду. И, надо сказать, СМИ справились с задачей. Ведь у них под боком, прямо в зданиях телецентров и радиостанций, разместились отряды черных командиров, оказавшиеся никакими не «бандами зверей в человеческом обличии» (какими их до того представляли пропагандисты), а обыкновенными людьми, с ясным умом и не лишенными обаяния, в руках которых было самое современное оружие, а в глазах — готовность его применять против врагов революции.
Император Аиб-Ваал чуть было не стал тогда новым богом новой религии. Пришлось приложить немало усилий, чтобы не дать искренней народной любви к сдержавшему слово и возвратившемуся Учителю превратиться в культ. Аиб-Ваал не скрывал и не отрицал своей вины в появлении Церкви и последовавшей за тем тирании, он публично раскаивался и просил прощения у Агара, но люди не хотели раскаяния от своего спасителя и героя. Впрочем, были и такие, кто считали историю с Учителем выдумкой и уловкой. За это мнение их, конечно, никто не преследовал, тем более, что теперь вместо «Святых Догм» у агарян была Конституция, в которой не предполагалось преследований за скептицизм. Да и сами скептики очень скоро были вынуждены изменить свое мнение… — после того как на орбите Агара появился аивлянский экспедиционный корабль. Это был честный и открытый контакт между двумя цивилизациями.
Эльлия — было имя корабля, который оказался… женского рода. Эльлия находилась на орбите почти год. За это время десятки тысяч агарян посетили корабль. Транспортные дроны ежедневно курсировали между планетой и кораблем, доставляя всех желающих увидеть Эльлию своими глазами. Шедареган и Жадит провели многие дни на том удивительном корабле.
То, что корабль была некогда человеком, женщиной вызывало у Жадит, как и у большинства агарских женщин, чувство гордости за свой пол. Мужчин же это обстоятельство, наоборот, смущало. Агарское общество — за исключением проклятых, называемых теперь «хаитами» — патриархально, и будет оставаться таким еще долго.
Шедарегану было известно о недовольстве некоторых представителей старшего поколения агарян увиденным на аивлянском корабле. Консерваторы считали, что аивлянское общество оказывало «развращающее действие» на их молодых жен и дочерей, — знаки внимания со стороны беззастенчивых аивлян, которые те оказывали агарянкам, не давали ревнивым консерваторам покоя.
Одной из причин такого интереса к агарянкам со стороны аивлян стала их необычная внешность. При некоторой грубоватости фигур агарских женщин, в сравнении с более мягкими линиями аивлянок, и иллюзорной «хищностью» их лиц, создаваемой клыками, при их семипалости и будоражащем воображение количестве грудей, в агарянках были и немалая женственность, и подлинная животная грация. Несколько девушек и женщин тогда «развратились» настолько, что не захотели возвращаться на Агар, где на них по традиции продолжали, и еще долго будут продолжать смотреть как на родящий людей кусок мяса. Они предпочли остаться в сказочном мире аивлян, и Аиб-Ваал лично просил Шедарегана, на которого перед тем сам возложил императорскую корону, позволить им это. Смущенный просьбой отца и учителя молодой Император, конечно же, дал свое разрешение остаться с Эльлией всех о том пожелавших.
— Милая, это твое платье… — Шедареган скользнул пристальным взглядом по манящим сквозь облегающую тонкую ткань формам Жадит, — просто великолепно!
— Спасибо, любимый… — показала ровный ряд верхних клыков женщина.
— Ты его сама придумала?
— Нет, — снова улыбнулась Жадит. — Его придумали аивляне. Я видела такое на той женщине… Эйнрит…
— Ты встречалась с Эйнрит на корабле аивлян? — удивленно спросил Шедареган.
— Нет, конечно! Ее на корабле не было… Разве ты спрашивал о ней Учителя?
— Не стал. Подумал, что это причинит ему боль…
— Думаю, это было правильно с твоей стороны, — согласилась женщина.
— Он ее очень любил, Жадит… Не меньше чем я тебя… — они остановились в тени раскидистого старого дуба. Шедареган положил руки на бедра Жадит и, сблизившись, нежно прижался губами к ее губам.
— Тогда, в зимнем саду… — сказал Шедареган после долгого поцелуя, — когда он рассказал нам с Харибом — кто он на самом деле, я видел слезы на его глазах… Он не мог простить себе того, что сделал…
— До чего же печальная эта история… — покачала головой Жадит. — Мне так жаль Эввала… — произнесла она имя Учителя на аивлянском языке. — Так его жаль…
— Мне тоже, милая… мне тоже… — сказал Шедареган, глядя в глаза Жадит. — Я навсегда запомню те его слезы…
