Сон!
Осознание нахлынуло странным, будоражащим чувством, от которого кожа покрылась мурашками. Подавив желание попрыгать от радости (получилось!), я всерьез задумалась об Ормане. Помимо меня в зале были только картины, даже эхо моих шагов казалось вязким и приглушенным, словно мне в уши натолкали опилок. Я прошлась по залу, чтобы убедиться, что это сон. Да уж, звучит странно. Но если так подумать, все это больше чем странно. Я действительно разгуливала по собственному сну.
И как мне теперь попасть в сон Ормана?
Потерла запястье: может, метка приведет меня к нему? Ничего не произошло, разве что узор под пальцами по-прежнему слегка выделялся. Но он ведь и говорил, что тело запоминает ощущения… нет, это все действительно слишком странно. К счастью, я была одета: ходить по музею в одной сорочке сомнительное удовольствие, пусть даже это происходит во сне.
– Кхм… Месье Орман?
Я задрала голову, как если бы он мог оказаться на люстре. На люстре его не было, под люстрой тоже, да и вообще в зале не наблюдалось.
– Месье Орман!!!
По ощущениям у меня должно было заложить уши, но голос только заметался между стен звенящим рикошетом.
Потрясающе! Ну и что мне делать дальше?
Медленно прокрутила в памяти образ: расправленные плечи, жесткий взгляд, тонкая линия губ. Подумала и дорисовала серебристую прядь в густые, аккуратно зачесанные назад волосы.
Дорисовала?! А что, если…
Мольберт с холстом вполовину моего роста возник рядом со мной, равно как и карандаши. Я схватила первый попавшийся и принялась создавать набросок того, кого хотела увидеть. Рисовать сейчас почему-то было легче: карандаш порхал по бумаге с такой скоростью, что я за ним не успевала. Словно он вел меня, а не моя рука – его. Закончив, отступила, чтобы полюбоваться на созданную копию, которая была как живая.
– Ну же, месье Орман, – сказала я. – Идите ко мне.
– Невероятно.
Голос с холста заставил подпрыгнуть… ну, если во сне можно подпрыгнуть, конечно. Орман вышел из портретной арки и остановился напротив меня. В лунное серебро втекала черная тень: мужская фигура, сжимающая набалдашник трости.
У-у-ух!
Значит, все это правда!
От такого открытия должна была закружиться голова, но во сне голова закружиться не может. Особенно учитывая, что я вообще-то лежу. Уютненько так лежу в теплой постели в своей мансарде.
– Доброй ночи, месье Орман, – сказала я и отвела руки за спину, чтобы держаться за карандаш.
– Доброй ночи, Шарлотта.
– Мисс Руа, пожалуйста, – хмыкнула я.
В этом сне все будет по-моему!
– Хорошо, мисс Руа, – покладисто согласился он.
Во-от. Так-то лучше.
– Зачем такому человеку как вы, носить маску, месье Орман? – я шагнула к нему вплотную.
– Вам не приходило в голову, что мне это просто нравится?
– Мне приходило в голову, что вам есть, что скрывать. Иначе куда делась ваша хромота? Вчера, когда вы уходили отсюда?
После этих слов повисла такая тишина, что если бы кто-то за дверями уронил булавку, боюсь, мы бы это услышали. Сейчас я не слышала даже своего дыхания: молчание стало вязким и густым, как молочный кисель. Будто у меня заложило уши.
– Вы очень наблюдательны, мисс Руа, – произнес он, наконец.
– Это правда, – заметила я. – Но вообще-то я жду ответа. Расскажите мне все, месье Орман. Немедленно!
Уголок его губ дернулся, словно он собирался улыбнуться.
– Я лучше вам покажу.
Прежде чем успела вздохнуть, зал вокруг меня растаял, а если быть точной, обернулся другим. Стены выросли ввысь, стало еще темнее, но лишь на миг. Темнота растворилась, чтобы вспыхнуть вокруг серебряным огнем многочисленных факелов. Таких масштабов я даже на картинках раньше не видела – просторный холл раскинулся справа и слева от нас, двойная лестница, сплетающаяся как два гигантских угря, уходила ввысь. От белого камня веяло холодом, настолько сильным, что я невольно поежилась.
– Мы в подземелье замка моего отца, мисс Руа, – он усмехнулся.
Замка?!
