Учитывая все старания Оливии, я очень хотела, чтобы она присутствовала на свадьбе. Но женщина отказалась наотрез. И я отчетливо видела сполох облегчения, мелькнувший в глазах Фарлея после этого. Ну да, громкий скандал ему на свадьбе точно не нужен, учитывая прошлую, так сказать, профессию Оливии. Точно ведь множество знакомых встретит.
– Сбегу, – мрачно пообещала я. – Вот выйду из кареты – и сразу же в бега подамся.
– Агата, милая, да на таких каблуках ты и шага без моей поддержки сделать не сможешь. – Фарлей негромко рассмеялся, ни капли не испугавшись моей угрозы.
Да, стоит признать: этот сатрап продумал все до мелочей.
– Напомни мне, пожалуйста, и почему я согласилась выйти за тебя замуж? – ядовито поинтересовалась я.
– Потому что ты любишь меня, – самоуверенно заявил Фарлей. – И я люблю тебя. А еще потому что нельзя было игнорировать желание смертельно раненого.
– На все-то у тебя ответ готов, – буркнула я и уставилась невидящим взглядом в окно.
На самом деле я отчаянно трусила. Чем ближе мы подъезжали к ратуше – тем сильнее на меня накатывала паника. Пальцы тряслись так, что я сжала кулаки, пытаясь не показать своего волнения Фарлею.
Тот, к слову, выглядел абсолютно довольным жизнью. Расслабленный, счастливый. И потрясающе красивый в черном камзоле, искусно вышитым серебром.
Да нашу пару обсмеют, как только мы выйдем из кареты! Завидный жених, предмет вожделения многих и многих девиц из высшего света – и какая-то растрепа рядом. Как бы меня тухлыми помидорами не закидали.
– Агата, – в этот момент проговорил Фарлей и ловко перехватил мою руку. С усилием разжал пальцы и поцеловал меня в раскрытую ладонь, после чего мягко, но с нажимом продолжил: – Перестань трястись. Все будет хорошо, гарантирую!
– А если меня разоблачат? – тоскливо протянула я. – Если газетчики уже все пронюхали про мое прошлое? Ты же сам знаешь, сколько шума наделала новость о твоей женитьбе на какой-то неизвестной Агате Веррий.
– По этому поводу не переживай. – Светлые глаза Фарлея хитро блеснули. – Благодаря стараниям моего отца, ну и моим, конечно же, к твоим документам теперь просто невозможно придраться. К тому же вот-вот ты сменишь фамилию и навсегда станешь Агатой Икстон.
– А если я опозорюсь как-нибудь? – продолжала переживать я. – Если споткнусь на ступеньках и растянусь всем на потеху?
– Я тебя поймаю, – пообещал мне Фарлей. – И вообще, весь день ты проведешь рядом со мной. Поэтому никто не рискнет как-нибудь съязвить тебе или начать неудобный разговор. Верь. Все пройдет наилучшим образом!
Я скуксилась. Ему-то хорошо так говорить. Он в этом высшем обществе, как рыба в воде. А мой первый и на сегодняшний день последний выход в свет завершился обвинением в убийстве.
– Пожалуйста, Агата. – Фарлей нагнулся ко мне, и его теплое дыхание пощекотало мне ухо, от чего приятные мурашки тут же пробежали по позвоночнику. – Потерпи всего несколько часов. И все будет позади.
Да уж, позади. Скорее, все только начнется.
В действительности была еще одна вещь, которая никак не давала мне покоя.
На мне сейчас красовалось белое платье – символ невинности и целомудрия. Но ведь я не девственница. У меня уже был один опыт постельных отношений. Нет, я не про Ульриха, а про беднягу Бродерика. Поэтому, в общем-то, я не имею никакого права выходить замуж в наряде подобного цвета.
Я пыталась обсудить эту моральную дилемму с Фарлеем. Но он каждый раз отмахивался и ловко переводил разговор на другую тему, видимо, думая, что я имею в виду свое несчастливое детство. По-моему, он вообще не воспринимал всерьез мои слова о том, что у меня была… ну не любовная, конечно, но все-таки связь с парнем.
Но ведь во время первой брачной ночи все откроется! А что, если после этого Фарлей немедленно потребует развода, возненавидев меня за обман?
Не говорю уж о том, что сама мысль о первой брачной ночи наводила на меня священный трепет и ввергала в ужас.
Тем временем карета остановилась, и я неосознанно набрала полную грудь воздуха, задержав дыхание. Ну все, началось!
– Не дергайся, – в последний раз попросил меня Фарлей. Быстро чмокнул в ладонь и первым выбрался наружу.
Я настолько волновалась, что все дальнейшее слилось для меня в единую мешанину почти не связанных друг с другом картинок. Но несколько сцен все-таки остались в памяти.
Во-первых, конечно же, сама церемония бракосочетания. Улыбающийся священник, который принял наши клятвы верности. Легкая щекотка по коже, когда по ней пробежала вязь брачной татуировки. Невесомый поцелуй Фарлея после этого, который лишь на миг приложился к моим губам и тут же отстранился.
Вот тут он поступил очень правильно. Если бы он поцеловал меня страстно, как положено, то, полагаю, я немедля с воплем стыда умчалась бы в
