– Кто вы? И где папа?
И лишь позже понимаю, что комната совсем не похожа на мою. Слишком нарядно-старомодная, сливочно-бледно-зелённая. Добротная с гнутыми ножками и перилами. И кровать с пологом. У меня такой нет. И вообще, кажется будто я попала в картинку с комнатами викторианской Англии. У меня таких было много на компьютере.
Так? Компьютер! Попала… Был дождь, потом приют, потом дракон, потом Великий Охранитель с клубничными зайцами…
Я попала или сплю?
– Оливия Веллингтон, ваша наставница, – говорит, меж тем женщина и делает книксен. – А ваш батюшка почил в бозе уже четырнадцать годков как, бедное вы дитя.
И даже кружева на её чепце печально кивают в такт.
Вовремя доходит: вчерашнее не сон, значит, умер мой отец только здесь. (Да где же у нас это здесь?) Надеюсь.
И, проигнорировав холодок, сороконожкой пробежавший по позвоночнику, собираю пазлы этой реальности:
– Дом?.. – повожу рукой.
– Ваш. Батюшка купил его вам, когда вы ещё были в чреве матушки, благослови Великий Охранитель её душу.
– Не думаю, что Охранитель кого-то благословляет. Он там зайцев давит.
– Зайцев? – она обалдело хлопает рыжеватыми ресницами. – Каких ещё зайцев?
– Красных. С запахом клубники.
Кажется, госпожу Веллингтон сейчас… хватит удар (вроде так в старину говорили?). Она комкает строгое серое платье в районе сердца и опускается на пуфик возле нарядного бело-золотого трюмо.
– О бедное дитя! – она закатывает глаза, а я морщусь от пафоса. – Ваш жених сказал намедни: ей пришлось многое пережить. Должно быть, все те тяготы плохо сказались на вашем нежном рассудке?
– Я не сумасше… Стойте! Что вы сказали? Жених?!
– Да, граф Уэнберри. Он привёл вас сюда.
– Такой в чёрном? Который на самом деле дракон?
Вскакиваю с постели, отхожу к стене.
Немыслимо. Вот уж воистину – без меня меня женили. Только тут – замуж выдали. Но я не собиралась пока. Рано мне ещё. И как-то по-другому себе это представляла. С конфетно-букетным периодом и романтикой всякой.
Понятно, почему наставница смотрит на меня едва ли не с жалостью: видимо, разделяет мои мысли.
– Да, он. И, уж поверьте мне, быть женой салигияра – то ещё испытание. Они же – воплощённая любовь. Но уж слишком абсолютная. Нечеловеческая. Очень правильная…
Последние слова произносит совсем тихо, взгляд подёргивается дымкой, а с тонких губ, едва заметных за крупным носом, срывается вздох.
– Мне неважно, кто он, – любовь или ненависть. Я не собираюсь замуж.
– О нет! – она киношно заламывает руки. – Вы не можете отказать! Ведь ваши отцы решили так! Да и вам же лучше этого не делать. «Обитель лилий» – несмываемое пятно на репутации. Если вы оттолкнёте графа – туго вам придётся. Ни в один приличный дом не войдёте.
– Вот и хорошо! Не больно и желала!
Упрямая тётка! Мне не нужен высший свет и внезапный муж. Мне вообще-то надо отсюда выбраться и помочь Охранителю. Недаром же он мне лицензию на творчество дал?
Но всё-таки стоит расположить госпожу Веллингтон к себе. Лишний союзник в чужом мире не помешает.
Заталкиваю злость поглубже в себя. Кланяюсь, хотя нелепо делать книксен в спальной сорочке.
– Простите за некоторую резкость, – сглаживаю улыбкой, – но это всё слишком неожиданно. Ещё вчера – этот жуткий приют, где ты никто и ничто, а тут уже – уважаемая леди. Да ещё и помолвленная.
– Я вас понимаю, дитя, – подходит и обнимает. Запросто, как дочь. И пахнет от неё приятно – сдобой и, кажется, розами. Треплет по голове и отпускает. – Всё бы со временем пришло в гармонию само собой. Но, увы, времени нет. На следующей неделе вы войдёте в совершеннолетие, и, как всем дамам, светлым по рождению, вам надлежит предстать в этот день пред Регент-Королевой на балу Главной церемонии. А дальше – венчание и новая жизнь. Мне ещё столькому нужно научить вас.
– Да, вы правы, – достучусь до неё! должна достучаться! – времени и впрямь нет. Охранитель сказал, что какой-то там Пузырь дал трещину. Мир долго не протянет. Мне нужно как можно скорее найти, как спасти его. А ещё… узнать побольше о сильфидах. Как видите, тут не до светских манер, балов и женихов.
Она рассеянно хлопает глазами и намерена плакать. Это совсем не вяжется с её образом бездушной училки, какой она предстала сначала.
Пожимаю ей руку.
