– Почему вы сразу не сказали? – видать, Фил таки злится. – Ведь я знал, что он дочку ищет. Но не думал, что прям так серьёзно всё. Ну мало ли, может Ирина куда уехала. Значения не придал… Да и Маша, – снова на меня башкой моть, – важнее была. Но вам следовало сообщить сразу!
Старик лишь руками разводит.
– Как видишь, Филушка, только теперь к слову пришлось. Склероз.
– Значит, ещё и Ира пропала, – Фил трёт толстый подбородок. – Если эти два исчезновения как-то связаны, то нужно серьёзно беспокоиться?
– Едемте к Олегу Витальевичу, – предлагает дед. – Раз у него друг и дочь пропали, он в отчаянии сейчас небось.
– Это уж точно, в…
Но договорить не дают: влетают какие-то чёрные, замотанные, у них пушки в руках.
Шурхаю за старика, дрожу.
Дружок выходит вперед, скалится злобно, рычит.
Один из чёрных командует:
– Утихомирьте вашего пса, пока не пришил.
Старик подходит, треплет за ухом:
– Ну-ну, Дружок, фу. Свои.
Хотя какие они, нафиг, свои. Те бы не стали в морду дулом тыкать. А потом белый входит, длинный, тощий, что жердь. Зализанный весь. Прихибетный. Не люблю таких. Руки в брюки, форсит. Лыбу давит.
– Ну здрасьте в вашем доме, – кланяется, не вынимая рук из карманов. – Эдуарда Кармолова вспоминали, вот он я.
Ухмыляется. Так бы и съездила по похабной роже. Но держусь: кинусь, и Дружок за мной, и тогда его пришьют.
– Не волнуйтесь, Аристарх Кирьянович, и вы, Филипп, мы только заберём эту юную особу, – подмигивает мне, тру глаза: дайте развидеть! – А ты реально хороша! Все мои заслоны прошла. Друзей завела. Молодец! Такой и представлял.
– Не, – щурюсь, – твою рожу я бы точно запомнила. Так что не виделись, не свисти.
– Наблюдал за тобой из-за книги. «Битва за розу», слыхала про такую.
Оглядываюсь, все застыли: Фил судорожно глотает и жмёт кулаки, дед бледен, эти, с пушками, вообще как истуканы. Даже пёс замер у ног, голову на лапы и ворчит тихо. Недовольный ещё.
Но по сути мы одни с прилизанным.
– Мне говорили про эту книгу. Я оттуда.
– Так и есть, поэтому ты должна пойти с нами, детка. И лучше сама, тогда они все, – он обводит рукой комнату, – выживут. Идём, хочу показать тебе, что битва за розу уже началась.
Достаёт руку из кармана, тянет мне, тонкая у него рука, почти с мою.
– Прости, Фил, – говорю. – Не волнуйся. Машу тебе скоро верну, вот зуб.
Он выдавливает лыбу, но потлив и напуган.
– И вы простите, дедушка, – кланяюсь. Баба Кора учила, что старшим кланяться следует, тогда они добреют. Дед смахивает слезу. – Манны потолочной, – показываю палец вверх, – лучше нет.
Наклоняюсь к Дружку, обнимаю морду:
– Ты жди, ещё приду, будем бегать.
Он, умница, смотрит так, будто обещание проглотил и поверил. А я отворачиваюсь, шмыгаю.
Встаю быстро, аж кидает вбок, иду к тощему, беру руку.
Битва моя.
И роза моя тоже.
Нельзя втаскивать других.
Уходим за руку с белым. И чёрные за нами.
Фил, дурында, орёт вслед:
– Мы придём за тобой, Маша, обязательно придём!
За ней – да, не за мной.
А Дружок скулит совсем по-тотошкински, но я знаю: верит, что вернусь.
Обещала ведь…
Глава 8. Не утонуть!
…тянет на дно.
И уже вместо радости – страх, паника. Барахтаюсь, рвусь вверх. Но сила там, внизу, побеждает: когтистые лапы хватают за щиколотки, водоросли
