Это девочки, собрались на площадке, тоже с фонариком и мордашки любопытные. С ними было бы куда веселее, да и им – игра. Но отец Элефантий дал понять: это мой и только мой квест. Мне его проходить.
Приходится отказать, и они гаснут. Бормочут: «Ну ладно» и расходятся. А я поднимаюсь и останавливаюсь у двери с облупившейся зелёной краской. Чувствую себя немного Алисой. Хочу узнать что там и боюсь провалиться на ещё один уровень реальности, где, чтобы вернуться, придётся пережить Бравный день и убить Бармаглота. А я как-то к подвигам совсем не готова. И вернуться хочу побыстрее, а то уже забываю лица родных.
Толкаю дверь, делаю шаг и замираю.
Комнаты под крышей – полны загадок. В них пушисты шорохи, задумчива паутина, игривы лунные зайчики. Здесь хочется ходить на цыпочках и не вытирать пыль. Потому что на ней порой можно прочесть письмена, оставленные чьими-то шустрыми лапками.
В таких комнатах живут сказки.
Но в чудеса не верю с десяти лет, когда погибла мама. Отгоняю сладкий дурман волшебства, игнорирую шепотки ветра со старой занавеской, – я здесь по делу. И начинаю искать: ну и завалы же здесь, попробуй разгреби… И пылище, апчхи! Нужно завтра утром прийти – с метлой и шваброй. Плевать на все следы неведомых зверюшек, мне их всё равно не дешифровать!
И всё-таки с этой комнатой что-то не так.
Вон, какой-то странный свет из-за чего-то, напоминающего зеркало. Сдёргиваю покрывало и… Вроде бы – ничего особенного. Просто картина. Первые две секунды даже не удивляюсь и слегка разочарована.
А потом: картина? Здесь?!
Идиллические амурчики парят над цветущим лугом и спящей юной девушкой в венке. И эта девушка… странно похожа на меня. Такой я, наверное, была вчера, когда дарила венок Бэзилу. Но удивительно даже не это – пыли на картине нет. Её словно нарисовали совсем недавно. Нарисовали, притащили сюда и по-быстрому спрятали. Вон, на покрывале отпечатались краски.
А из-за картины – уже ярче – свет. Тёплый, золотисто-красный. Высвечивает чьё-то преступление. Отодвигаю полотно – новый сюрприз.
Лилия. Мама растила такие. Огромные, красновато-оранжевые. Гладкий стебель, а на нём три-четыре колокольца. В детстве они казались мне похожими на чудесный фонарный столб. А эта – уж и подавно. Она светится! Будто в нее вкрутили лампочку. Но ведь явно неискусственная. Присаживаюсь рядом, трогаю атласные лепестки – звенит, будто смеётся. И я, забыв обо всём, смеюсь вместе с ней.
Самый беспечный цветок на земле.
– Мерцательная лилия, – говорят сзади. Вздрагиваю, вскакиваю, ударяясь головой о наставленные друг на друга стулья. Те падают с шумом, беспомощно задирая вверх ножки. – Редкий цветок. Они вымерли, когда не стало сильфид.
Он выходит из тени – чёрный, как порождение ночи. Руки сложены на груди. Холодом обдаёт.
Лилия куксится и меркнет.
– Видите, вы убиваете её.
Увидела его и снова злюсь. Потому что некстати вспоминается поцелуй и щёки загораются, как недавно лилия.
– Она просто чувствует свою неправильность. Цветы не должны светиться. Это – аномально.
– А тот, кто воплощает любовь, не должен быть таким…
…и под пристальным ехидным взглядом теряюсь, не могу подобрать слов.
– Ну же, дорогая, договаривайте. Какой я?
– Гадкий, циничный, самодовольный…
– Я тоже нарисовал вас, – странно, немного испугано, смотрит на картину, – вот.
Достаёт из внутреннего кармана несколько альбомных страничек и протягивает мне.
И везде я – в венке, в лунном свете, на лугу. В томных позах, полуобнажённая, а то и вовсе нагая.
Краснею до ушей. Слова вязнут в горле. Он умеет обескуражить, выбить почву, лишить равновесия. Особенно, когда понимаю, зачем он сюда пришёл.
– У вас ведь нет лицензии?
– Верно.
– И вы хотели их тут спрятать?
Теперь теряется он.
– Это неправильно. Других я караю за такое. Следовало написать рапорт в Эскориал. Я дважды начинал и не смог. Вчера, когда вы пришли с венком, вроде почти дописал. Но услышал ваши шаги и стёр всё к чертям.
Лупит кулаком по штукатурке. Упирается лбом в стену.
– Салигияры не умеют лгать. Нас в этом с детства уверяют. Что за ложь будет кара – немедленная, жесткая! И где? Небо не упало мне на голову, земля не разверзлась под ногами.
