Гейл по поводу своих кулинарных навыков не ответила. Кажется, ее вообще здесь не было – только тело.
И Уоррена это скребло.
Скребло все насчет нее: ее умение драться, напускное равнодушие, даже некое презрение к миру. Что она за фрукт? Откуда владеет навыками профессиональной битвы. Что за монастырь? И почему тест «М-23» – ведь это их тест? Ребят отряда специального назначения – он для них был изобретен Комиссией…
– Ссать и срать ходить только в сторону дороги, а то вернешься без…
Пьяный Фрэнки задумался – хотел сказать «без яиц», но вовремя понял, что шаров и висящего хрена у женщины нет.
Бойд усмехнулся. Белинда, судя по всему, наставления все равно не слушала. Хотя, насчет ее внимания он не мог быть уверен –
«Потерпите меня месяц…»
«А потом сгинешь?»
«Сгину…»
Зачем, черт возьми, она сюда приперлась? И куда собиралась деться через месяц? Контракт годовой – Бойдов «думательный» механизм использовался сейчас на сто десять процентов. Нельзя оставлять детали без внимания. Нельзя. Со временем он растерял всякую любовь к сюрпризам.
– А нападают часто?
Она впервые подала голос. Отставила миску, повертела головой, пытаясь понять, где мыть посуду.
– Часто, – пыхтел Олаф, – все время. Никогда не знаешь, когда навалятся, но по одному редко. Кучей. Босс у нас пытается высчитать их график, но не всегда выходит предсказать верно. Вот как сегодня…
В сторону Уоррена отправился быстрый, скользнувший пером, невесомый взгляд.
«Что-то в ней не так. Или с ней…» – это не давало командиру покоя.
Зачем здесь быть бабе? Не за деньгами пришла, это точно – с такими навыками она могла хорошо зарабатывать во внешнем мире.
«Через месяц сгину…»
А после вспомнилась ему фраза, брошенная в будке:
«Не влюблюсь, даже если на безрыбье одни камни останутся…»
И его, как рубануло, – ну, конечно! Пришла сюда, обиженная на неудавшиеся дела сердечные, решила поквитаться с жизнью, на которую обиделась. Дура! Тупорылая курица! Черт, вот он, как знал, что от нее жди беды.
Поднимаясь на ноги, Уоррен гаркнул:
– Гейл, встать! Шагай за мной.
За его спиной кто-то хмыкнул в усы, что «босс решил первым девку приласкать».
Поодаль от лагеря он прижал ее к дереву. Сдавил шею, навис грозный, клокочущий злостью:
– Решила здесь поквитаться с судьбой? Сука! Дура малохольная! На жизнь обиделась? Сердце тебе разбили?!
Под его локтем, как птичка в клетке, колотился чужой пульс. Бойд срать хотел на ее страх – он разъярился до белых глаз, до желания собственноручно ее придушить.
– А ты знаешь, что они – эти чужие тебе люди – будут за тебя драться до последнего? Что будут плакать, когда будут тебя хоронить, потому что решат, что не уберегли?! Или твоим пластиковым мозгам чуждо думать о чем-то, помимо собственной дешевой шкуры?!
Он видел, как расширились ее зрачки, – конечно, ведь он ударил в яблочко.
– Сраная девка… – у него не находилось слов. – Только попробуй сдохнуть без моей команды! Поняла меня? Здесь сдыхают только по моей команде. Тебе слышно?! СЛЫШНО???
Он орал ей прямо в лицо.
А когда отпустил, то увидел, как она схватилась за горло и хрипло втянула воздух.
– Быстро в лагерь! – приказал жестко. И яростным шепотом добавил, когда она потопала обратно к костру: – Только попробуй сдохнуть. Достану из-под земли и сам башку снесу…
Как он догадался?
Как-как… Она же сама себя выдала парой фраз – несложно было выстроить потом общую картину. Глупая.
Над головой свод палатки; снаружи трещал костер. Сегодня за ним смотрел похожий на гнома-переростка мужик в каске – Олаф.
Лин давно не испытывала таких противоречивых чувств. Она не пробыла здесь и суток, но уже совершенно точно осознала, что помирать в Черном Лесу не желает. Раньше хотела? Хотела. Теперь нет – не вот так… сожранной, обглоданной, с выеденными глазами и без пальцев…
Бойд прав: они будут сражаться за нее – эти люди. Потому что они – команда, и команда, наверное, более сплоченная, нежели монахи в Тин-До. Эти
