Eurostar в Бельгию: Костер обещал — и перезвонил. Я ожидала, что меня пригласят где-то через месяц или около того, но мне на редкость повезло, и в лаборатории нашлось свободное время буквально через два дня. Так что, написали мне, если бы я смогла быстро добраться в Гент — Костер с удовольствием подверг бы меня всевозможным испытаниям.
Времени оставалось совсем мало. Но я запросто забронировала билеты, отель, нашла няню и человека, который присмотрит за собакой, упаковала чемоданы — и все это со сверхзвуковой скоростью, словно в доказательство моей способности спокойно делать все, что нужно, когда на прокрастинацию и волнения попросту нет времени. Я прибыла на место поздно вечером и тут же решила, что не буду блуждать по улицам в поисках сюжетов для книги. А вдруг я забронировала отель в неблагополучном районе? Ведь он довольно дешевый… Короче говоря, я доверилась активизировавшейся системе обнаружения потенциальных угроз и отказалась от возможности насладиться холодным бельгийским пивом. Поднялась к себе в номер — и прямиком в постель.
На следующее утро Йонас Эверерт, один из аспирантов Костера, встретил меня у отеля и по гентским подворотням (они производят то еще впечатление — не зря я отказалась от вечерней прогулки) привел к университету. Он галантно разместил мою сумку на багажнике своего велосипеда, и всю дорогу мы обсуждали разнообразные технологии изменения мозга, в том числе и медитацию. Эверерт рассказал об интересных результатах нейровизуализационных исследований мозга буддийских монахов. Оказывается, из-за постоянных медитаций активность миндалевидного тела у них снижается настолько, что для современной жизни ее просто недостаточно — монахи не смогли бы справиться с уровнем стресса и угроз, который многие из нас переносят без проблем. Мне бы не хотелось заходить так далеко, но привнести в жизнь чуть больше дзена было бы хорошо. И все же я рада, что удалось собрать еще одно мнение в копилку «за и против» медитации. Ведь если послушать, что о ней обычно говорят, может сложиться впечатление, что медитация — панацея ото всех бед.
Йонас привел меня в офис Эрнста — этот кабинет не сильно отличался от других научных офисов, в которых мне довелось побывать: простая белая комната, от пола до потолка заваленная стопками бумаги. Пока Йонас ушел, чтобы раздобыть нам всем по кружечке кофе, Эрнст поприветствовал меня и заранее извинился за то, что напиток будет ужасным. Он с интересом слушал, как я, запинаясь, пыталась объяснить, чего хочу добиться от собственного мозга. Я не могла избавиться от мысли, что все эти исследователи считают мою идею бесплодной и вежливо потакают моим прихотям, только чтобы отвлечься от написания заявок на получение грантов. Действительно ли он верит, что мой склонный к волнениям ум всего за несколько недель можно сделать расслабленным и позитивным? Скоро увидим.
Через несколько минут послышался стук в дверь, и в комнате появились двое исследователей из команды Эрнста. Айсе Берна Сари — робкая приветливая девушка с глазами Одри Хепберн и прической Эми Уайнхаус. Она и Альваро Санчез Лопез (который больше соответствует стереотипу ученого) обратили наше внимание, что мне вряд ли удастся целиком пройти программу их тренинга искажений внимания. Дело в том, что в него вошли упражнения на распутывание предложений с эмоциональной нагрузкой — на датском языке (в этой части Бельгии распространен в основном он). Вместо этих упражнений мне предложили пройти программу тренинга оперативной памяти, которую разработала Берна, — посмотреть, повлияют ли они на мои результаты в тестах Альваро. В одном из недавних исследований обнаружилось, что тренинг оперативной памяти помогает исправлять когнитивные искажения испытуемых всего за несколько недель пятидневной тренировки. Забудем про полемику вокруг этой темы — звучит очень интригующе.
Для начала мне нужно было пройти уже знакомые базовые тесты — для этого меня привели в белую комнату, бетонные стены которой украшали малюсенькие окна под самым потолком, наружу и не выглянешь. Почему психологам так нравятся пустые белые комнаты без окон? Неудивительно, что они умудряются найти скрытую тревожность даже у более-менее нормальных людей.
Первый тест — усложненная версия теста на когнитивные искажения, который я уже проходила онлайн. На экране компьютера на короткое время возникает несколько черно-белых лиц. Предварительно Берна говорит, будут эти лица злыми, счастливыми или нейтральными. Если она правильно охарактеризует все лица, мне не нужно делать ничего. Если же одно будет отличаться от остальных, мне нужно нажать пробел.
Оказалось, на удивление неприятно, когда на тебя одновременно смотрят столько лиц. Злые выглядели угрожающе; но еще хуже были нейтральные — их пустой взгляд заставил меня задаться вопросом: о чем же таком они думали, когда их фотографировали. Кстати, это очень показательная реакция, ведь в реальной жизни я тоже предпочла бы, чтобы на меня смотрели как на кусок дерьма, а не такими вот пустыми глазами. По крайней мере, так я буду знать, с кем имею дело. Зато улыбающиеся лица действовали успокаивающе — от их созерцания у меня возникало теплое ощущение, будто я нахожусь в комнате с друзьями, которые любят меня такой, какая я есть. Сознательно я бы, конечно, предпочла смотреть на радостные лица, но, как и в онлайн-версии этого теста, результаты оказались неутешительными: чтобы найти улыбку среди гримас злости, я тратила на сорок миллисекунд больше, чем на то, чтобы найти злодея среди улыбчивых (рис. 8).
Вроде не так уж страшно, подумаешь, 31–40 миллисекунд. Но позже Эрнст сказал мне, что по сравнению с участниками их предыдущих экспериментов это довольно много. В исследовании 2006 года у людей с высокими показателями личностной тревожности негативные когнитивные искажения обычно приводили к задержке в 10–30 миллисекунд, тогда как у менее тревожных испытуемых речь шла о менее чем 10 миллисекундах
