человека, насколько нам известно, нет встроенного компаса — то есть этот навык всегда приобретенный.
Мой муж Джон показал, как пользуется этим методом, когда во время совместной прогулки с собакой мы останавливались и играли в игру «угадай, где север»: «Я знаю, что главная дорога вон там и идет в ту сторону; и что наш дом южнее этой дороги, а пришли мы вон оттуда — значит, север… вон там». Тогда я никак не могла его понять, но надеялась, что с помощью ремня научусь рассуждать подобным образом. Как только я запомню общее расположение земель относительно сторон света, мне должна открыться возможность составить в уме карту всего своего окружения относительно этих ориентиров.
Мне хотелось больше узнать о возможностях пространственного мышления человека, поэтому я углубилась в дебри научной литературы — и обнаружила кое-что неожиданное. На самом деле нельзя сказать, что мои навыки ориентации развиты плохо, — просто я использую одну из двух возможных навигационных стратегий. Некоторые люди, например Джон и Нил, ориентируются в пространстве так: составляют топологические планы территорий и мысленно связывают их в единую карту. Согласно исследованию, которое я обнаружила, эту стратегию чаще используют мужчины, и она особенно хороша для того, чтобы сформировать общее представление о ландшафте. Если у вас есть такая карта, намного проще догадаться, в какую сторону можно срезать и куда нужно идти, чтобы попасть домой. И, конечно же, вы можете узнать, с какой стороны находится север, — и занести это в свою внутреннюю карту.
Другие люди — например я, а если верить тому исследованию, то и большинство женщин в мире, — обычно запоминают определенные маршруты и ориентиры: нужно идти по этой дороге до церкви, перейти на другую сторону, повернуть направо на следующем светофоре и т. п. Естественно, срезать в таком случае намного сложнее, потому что стоит вам сойти со знакомого маршрута — и вы потерялись. Этим можно объяснить, почему среди домочадцев я прослыла человеком, который восклицает «А, так вот мы где!», оказываясь у знакомого поворота улицы. Обычно в таких случаях Джон отвечает мне: «Ну да. А ты как думала, где мы?»
Правда, в некоторых обстоятельствах стратегия ориентирования по запомнившимся объектам может оказаться даже более эффективной. В серии экспериментов обнаружилось, что женщины превосходят мужчин в своей способности прокладывать курс по ориентирам, да и в целом лучше запоминают, как эти ориентиры выглядят‹‹1››. Да и если у вас в памяти хранится много маршрутов с ориентирами, никто не помешает вам срезать между ними. И все же заблудиться в новом месте намного проще, если у вас в голове нет общей карты местности и ориентируетесь вы по запомнившимся объектам.
Кстати говоря, теорию половых различий в подходе к ориентации в пространстве можно объяснить тем, как ведут себя гормоны в мозге. Разница в восприятии пространства не проявляется до наступления половой зрелости. После нее женщины лучше ориентируются на протяжении первой части менструального цикла, когда низок уровень эстрогена. Существует теория, согласно которой женский мозг в своем развитии специализировался на навыках, связанных с собирательством, — к ним можно, например, отнести подробное запоминание особенно плодородных мест и их взаиморасположения. А мужской мозг адаптировался к охоте. Мужчинам нужно было преодолевать большие расстояния, сохраняя представление о своем местоположении в широких и открытых пространствах, и помнить, каким образом можно быстро вернуться домой, если вдруг покажется хищник или придется тащить с собой тяжелую тушу волосатого мамонта.
Проверить эту теорию невозможно, но для современного человека это не так уж и важно. Навыки ориентации в пространстве, которые нужны мне сегодня, не имеют ничего общего с поиском орехов и ягод и даже со способностью не теряться в сельской местности.
Мне так хочется развить свои пространственные навыки еще и потому, что, согласно результатам одного исследования, лучше всего ориентируются люди, способные переключаться с одной стратегии на другую в зависимости от того, какая из них эффективнее в конкретных обстоятельствах. Уже который раз оказывается, что все дело в психической гибкости. Теоретически, если я смогу составить в уме карту своего окружения, получится просто убойная комбинация: способность отлично запоминать ориентиры — плюс подробная когнитивная карта, сориентированная по северу. Специалист по ориентирам с хорошо развитым ощущением расстояния может оказаться поистине грозным штурманом.
Однако все это — лишь догадки. И хотя исследования показывают, что обычно люди правильно оценивают свои пространственные способности (кстати, вы можете проверить их с помощью Санта-Барбарского опросника ощущения направления‹‹2››), мне хочется получить точную оценку. Да и вообще я уже давно интересуюсь работой навигационной системы мозга. А это значит лишь одно — нужно увидеть снимки.
К сожалению, коллеги Элеанор Магуайер из знаменитой группы исследователей пространственных навыков Университетского колледжа Лондона, как и она сама, не слишком заинтересовались моим гипоталамусом. Я не могла поучаствовать в их текущем исследовании, потому что мне слишком много лет, а на то, чтобы включить меня в него вне программы, у них не было ни времени, ни средств. И хотя ответ на все манящие вопросы можно было найти всего в сорока пяти минутах езды на поезде от моего дома, мне снова пришлось лететь через Атлантику — на этот раз в Филадельфию, в лабораторию Рассела Эпштейна, довольно известного исследователя из Университета Пенсильвании. Когда я поймала его на конференции в Чикаго, он согласился не только просканировать мой мозг, но даже посвятить два дня изучению пространственных стратегий, которыми я пользуюсь. Как только я узнaю, как работает мой мозг и какие его отделы доминируют, я смогу соответствующим образом их развивать. По крайней мере, таков мой план.
Я проведу в филадельфийской лаборатории всего два дня, так что Рассел и его команда составили плотное расписание экспериментов. Некоторые из
