Чтобы добраться до первой платформы этой зигзагообразной тропы, Джехолу пришлось взбираться наверх чуть ли не вертикально. И Урос начал чувствовать, что начинает терять равновесие: в последнюю секунду ему удалось, выбросив руки вперед, обхватить шею коня и удержаться на нем. Так Джехол и понес его.
Когда они оказались наверху, конь тяжело дышал, но Урос не изменил своего положения. Сейчас ему было все равно, что подобная поза унижает наездника, он лишь сильнее сжимал руки вокруг шеи Джехола. Никто не мог его здесь видеть, кроме него. А Джехол понимал, почему его хозяин так поступает.
Они поднимались все выше. Уступ за уступом. На каждой платформе Джехол останавливался на несколько мгновений, переводя дух, а Урос старался держать свою сломанную ногу, как можно удобнее. Один раз он внезапно выпрямился, — в самой середине подъема. Сверху, с другого зигзага тропы, на него посыпались мелкие камни: может быть им навстречу идет какой-то маленький караван? Никто не должен видеть его сейчас таким: слабым, беспомощным, цепляющимся за шею коня…
Следующие несколько секунд показались ему целой вечностью. Он снова начал скатываться назад. Наконец он увидел, что это стадо диких горных коз, и вздохнул с облегчением. Больше никаких неожиданностей не случилось, вплоть до конца самого верхнего, последнего зигзага.
Оставив последний подъем позади, Джехол обнаружил ровную площадку у себя под копытами. Он долго стоял на ней, тяжело хрипя, его ноги дрожали.
Урос отпустил его, покрытую пеной и потом, шею, и медленно выпрямился. Когда он попытался повернуть голову назад и посмотреть вниз, его охватило такое сильное головокружение, что он сразу же отвернулся. Впереди лежала широкая равнина, поросшая пучками сухой травы и редким кустарником. Джехол медлил. От его шерсти поднимался пар, он все еще дрожал от напряжения. Урос решил было дать ему передышку после такого тяжелого подъема, но потом подумал:
«Если я сейчас же не прикажу ему идти дальше, то из нас двоих — именно он будет истинный господин».
Коленом здоровой ноги Урос нажал на бок коня и тот сдвинулся с места, пошел шагом. Он сделал это неохотно, низко опустив к земле голову, но Урос не принуждал его больше. Конь послушался, это главное. Сам же он чувствовал себя ужасно уставшим. Повязка на ноге размоталась настолько, что от нее не было больше никакого толку, нога ниже перелома болталась при каждом шаге коня туда-сюда, и только эта боль держала всадника в сознании.
Шаг Джехола стал тверже. Время от времени он, фыркая, обнюхивал землю, и найдя на ней пучки сухой травы, съедал несколько пригоршней.
«Как же сильно он голоден, раз притрагивается к подобному? — удивился Урос. — Конечно, лошади для бузкаши голодают во время кантара, но тогда они неподвижно стоят в конюшне, а ночью спят на свежей соломе. Но Джехол уже несколько дней спит голодным в ледяном холоде гор, едва отдыхая после переходов, которые один тяжелее другого».
Урос ощупал его шею.
«Совсем худой. Можно кости пересчитать. Я сам виноват в этом. Сумеет ли он дойти до конца и миновать самую сложную часть пути?»
И Урос вновь вспомнил слова Гуарди Гуеджи: «Последняя каменная стена Гиндукуша… за ней начинается степь…»
«Нет, Джехол должен это суметь. Он достаточно силен, чтобы добраться до дома. А разве я сам все еще не держусь в седле, я — наполовину мертвец?»
Он начал подгонять коня. Теперь, когда дорога стала ровной, а шаг Джехола легким, Урос крепился изо всех сил, чтобы не заснуть. Его веки отяжелели, как будто налились свинцом, монотонные удары копыт по земле вгоняли его почти в бессознательное состояние. Или это было действием мака Гуарди Гуеджи? Но еще до того, как он подумал об этом, — он уже спал, запутав руки в лошадиной гриве.
Что его разбудило? Он не знал. Воздух стал холодным и Джехол топтался на месте. Посмотрев на небо, Урос удивился, — ему показалось, что он лишь на секунду закрыл глаза, но вот уже и солнце зашло за горные пики. Осмотревшись кругом, он не узнал окружающего ландшафта. Пыль, поросшая сухой травой, превратилась в скалистую породу, справа оказалась возвышенность, напоминающая стену из глины и красного камня. Конь и всадник стояли возле тропы, которая круто спускалась вниз. В обычной ситуации Джехол, не колеблясь, поскакал бы по ней, но сейчас, неся бесчувственного всадника, без седла и шпор, он решил, что тот должен хотя бы проснуться. Поэтому он терпеливо ждал этого, как раз теперь, когда путь вновь становился опасным.
Урос выпрямился, прижал колени к бокам коня покрепче и тихо сказал:
— Ладно тебе. Я больше не сплю. Вперед!
И Джехол помчался вниз, пытаясь держаться как можно ближе к скалистой стене, чтобы сделать спуск более безопасным. Жутким сном показалась эта скачка Уросу. Хотя он старался удержаться на лошади изо всех сил, но они начали предательски покидать его, и с каждым новым толчком его бросало вперед. Руки и ноги свело судорогой, и он снова лег на спину Джехола плашмя, обхватив его за шею. Но в этот раз все было гораздо хуже, чем при подъеме.
Уроса тащило вниз и вперед по спине коня, с каждым новым толчком он боялся, что сейчас он окончательно перелетит через голову Джехола и свалится на землю. Вес его тела все сильнее тянул коня вниз, тот споткнулся в середине спуска, но к счастью, Джехолу удалось остановится, прижавшись боком к скале.
«Зачем я переношу такой позор? — с горечью спросил себя Урос, — Разве я когда-либо боялся смерти?»
Ноги Джехола дрожали, он тяжело дышал.
«Мне нужно только упасть и всему придет конец!»
Тут он словно увидел самого себя, лежащего мертвым на этой тропе, оборванный, полусгнивший труп, обдуваемый ветром, засыпанный песком, — и вцепился в гриву Джехола сильнее. Умереть? Ладно… Но вот так бесславно, жалко и убого он ни за что умирать не хотел.
Джехол снова поскакал вниз. Повеяло холодным воздухом, тропа стала спускаться почти отвесно… Но вот, внезапно, Урос почувствовал, как сам по себе скатился по спине Джехола назад и сел прямо и ровно, как и положено.
Все еще не выпуская лошадиной гривы из рук, он открыл глаза. Ноги Джехола стояли на ровной, песчаной земле. Лишь тогда он полностью расправил плечи и осмотрелся. Они находились на широком, безлюдном, белом берегу и перед ними простирались озера Банди-Амир.
Урос не решался поверить тому, что он видел. Обманывает ли его Фата Моргана? Новый лихорадочный бред? Он быстро закрыл глаза из боязни, что картина изменится, превратившись во что-то иное, или исчезнет… медленно он открыл их снова…
Нет, это была действительность.
За белым берегом, на котором они находились, — начиналось царство воды.
Закрытые с двух сторон огромными красными скалами, озера Банди Амир поднимались друг над другом все выше и выше, ступень за ступенью, и последнее, самое высокое, казалось, ласкает границу небес. Но странным образом, невзирая на эти перепады, гладь воды в них была ровной и гладкой, как зеркало. Ни волн, ни прибоя, ни малейшего колыхания. Словно удерживаемые каким-то незримым препятствием, ни одно из озер не смело выйти за границы своих гигантских бассейнов. В их глубинах струилась вода сквозь тысячи подземных каналов, образовывая у подножия одного озера следующий зеркальный водоем. Так течение Банди Амир миновало каждую озерную ступень за другой, вплоть до последней, которая кончалась у песчаного берега, на котором сейчас стоял Урос.
Он был очарован — но ни испуга не почувствовал он, ни изумления. Его упрямая вера в чудеса и правоту древних легенд тут же подсказала самое простое объяснение этому природному феномену. Великаны, демоны и колдуны силами заклятий сдвинули красные горы вместе, а духи вод поселились здесь и взяли эти озера в свое полное владение.
Кто еще, кроме них, мог заставить воду не двигаться, не падать вниз, против всех законов природы?
И в то самое время, как Урос размышлял над этим, возникло новое чудо.
