— А вы слишком часто бывали. И, как я вижу, переняли немало гадких привычек от этих узкоглазых ящериц.
Снова скрежет ножек по паркету, будто двигали еще одно кресло.
— Вы не сказали, Макс, что вы делаете в моем замке? — заплетающимся языком проговорил генерал.
— Охотился в ваших краях. Заодно приехал напомнить, что вот-вот состоится весенний бал Роз.
— Знаю. В следующую субботу.
— В эту, милейший. Завтра.
Я затаила дыхание.
— Вы помните, милейший, что к празднику Майской Розы приурочена встреча послов Фессалии, Кентарии и Альтара?
Последовала пауза, потом раздался полный желчи голос егеря:
— Не помните. Куда вам? В вашей голове не осталось ничего, кроме туманных видений и порочных мыслей, столь же грязных, как вы сами.
Я ждала, что генерал вспылит, но он почему-то молчал.
— Помните, почему получили этот титул и это звание? — продолжал егерь. — Нет? Так я напомню. Вы поклялись служить королю и государству, милейший. Поклялись на священной книге и шпаге вашего отца.
Снова пугающая тишина, генерал не отвечал и не двигался, я только слышала, как шумела в ушах кровь и тикали ходики в глубине коридоров.
— Я скорбел о смерти дорогого дяди Готтлиба и бедного кузена Мартина, — все говорил егерь, язвительно и колко, будто втыкая в мозг длинные, пропитанные ядом иглы. — Но вы поклялись доказать свою преданность короне, и мое доброе сердце смягчилось. Дитер, я позволил вам принести воинскую присягу. Сейчас вы — да-да, именно вы, милейший кузен, — гарант государственной безопасности. Что сказал бы альтарский император, если бы увидел смертоносного генерала, грозу и ужас врагов, в столь непотребном виде? Что сказал бы кентарийский вождь? О мой бог! Моя бедная страна!
— Я выиграл две военные кампании для нашей страны, — подал наконец голос генерал, сделав ударение на слове «нашей», и говорил холодно и четко, словно и не был пьян. — Я фессалийский подданный и люблю свою страну всем сердцем. Хотите обвинить меня в некомпетентности?
— Разве что в развратности и пороках. И не обвинить, а пожалеть, как пастырь жалеет заблудших овец.
— Мои пороки не имеют ничего общего с моим умом, силой и опытом.
— О, я не сомневаюсь. Но эти альтарские замашки… Я не обвиняю вас, милейший кузен, но министры шепчутся за вашей спиной, осуждают симпатию к Альтару и…
— И обвиняют в предательстве? — Генерал издал короткий смешок. — Бросьте, Макс. Я могу сколько угодно симпатизировать империи Солнца, но моя душа навечно отдана Фессалии, я умру на поле брани за нее.
— Умрете гораздо раньше, дорогой Дитер. Ваше состояние печалит меня.
— Завтра же буду на ногах.
— Могу я быть в этом уверен?
— Совершенно. Мой организм крайне устойчив к любым ядам. Вы видите? Уже встаю.
— Прелестно, прелестно, — удовлетворенно проговорил егерь. — Значит, завтра? И не забудьте явиться с женой.
— С той, которую вы мне навязали?
— Того требуют фессалийские законы. И потом, нельзя держать взаперти такое сокровище.
Я снова поежилась и замерла, забыв дышать.
— Буду… с герцогиней, — скрипуче пообещал генерал.
Снова шаги, на этот раз за спиной.
— Фрау! Что вы опять делаете здесь? — Пылая праведным гневом, ко мне приближался адъютант Ганс.
Я заметалась, выискивая пути к отступлению, но бежать было некуда. Я привалилась спиной к дверям.
— Отойдите, — велел Ганс. — Дайте пройти.
— У его сиятельства гости, — попыталась возразить я.
— Гости? Что за чушь! Герцог никого не приглашал.
— Они явились без приглашения.
— Какая наглость!
Шаги прогрохотали за дверью. Я не успела отпрянуть, и распахнувшаяся створка толкнула меня в плечо. От удара я ахнула и выставила руки, пытаясь удержать равновесие, но меня сейчас же подхватили за талию.
— Осторожно, цветочек, — тихонько засмеялись на ухо. — Подслушивали разговор? Нехорошо.
Я уперлась в широкую грудь ладонями и вывернулась из объятий егеря:
— Простите…
Он поймал мою руку и тронул губами, в глазах зажглись лукавые огоньки:
