срочно захотелось какого-нибудь коктейля.
— Было бы чудесно, — я кивнула и даже была готова на рассказы об инопланетянах по дороге.
Но Тьен за десять минут пути радостно рассказывал мне обо всем, кроме инопланетян. Начиная от того, как он любит пасмурные дни, и заканчивая тем, почему его сестра уже в пятый раз разводится со своим мужем. Из-за специфического акцента танойца и чересчур быстрой речи я понимала не все, хотя честно пыталась прислушаться. Когда уже подъезжали к бару, Тьен вдруг выдал:
— Но я-то поньял, что Дафна мьеня нье из-за инопланетьян вдруг разльюбила.
— А из-за чего? — полюбопытствовала я.
— Она мнье сама под коньец прьизналась, что та ясновьидящая ей напророчьила другого жьениха, — охотно пояснил Тьен. — Я сначала хотьел расстроиться, но потом перьедумал. Вьедь это глупость: рьешать вопросы в льичной жизньи из-за чужих слов.
Я даже растерялась.
— Почему глупость-то? Ну вот представь, любишь ты какую-нибудь девушку и вдруг узнаешь, что она совершила что-нибудь ужасное. Разве это не повод разорвать отношения?
— Ньет, — Тьен и бровью не повел.
— Почему? — изумилась я.
— Ну я же ее льюблю, ты сама сказала. А есльи лбюбишь по-настоящьему, то льюбишь нье прьидуманный образ, а чьеловека такьим, какой он есть, вмьесте с его ньедостатками.
Лучше бы он глаголил о своих инопланетянах. Мое настроение окончательно ухудшилось — тут уже один коктейль не поможет. Штук пять как минимум.
Словно в такт моим мыслям аэрокар как раз спланировал к небольшому бару.
Хотя изначально человечество расселилось по космосу с одной планеты, но со временем, естественно, люди стали разниться. Обрастали своими обычаями и устоями, приобретали характерный темперамент. К примеру, на той же Листерии все будто бы постоянно куда-то спешили: и в мыслях, и в разговорах, и в делах. А вот на Ирбане, наоборот, отличались уникальной неторопливостью во всем. И встреться два обитателя этих планет, их разговор бы выглядел примерно так:
Листериец: «Какая отвратительная сегодня погода, не находите?»
Ирбанец молчит.
Листериец: «Небо сплошь затянуто тучами, и обещают грозу. Как бы из-за плохой видимости мой рейс не отменили».
Ирбанец молчит.
Листериец уже начинает раздражаться: «А ведь если рейс отменят, я не успею вовремя вернуться домой, и моя жена непременно устроит мне скандал! Ей только дай повод, весь мозг вынесет!».
Ирбанец молчит.
Листериец раздражается все сильнее: «Вот вы женаты? Явно нет. Слишком уж вы довольным жизнью выглядите. А вообще, что вы все молчите и молчите, я же с вами разговариваю!».
Ирбанец молчит.
У листерийца кончилось терпение: «Извините, но вы — хам!».
Ирбанец задумчиво: «Да. Погода сегодня и вправду отвратительная».
Так и коренного танойца сложно было спутать с обитателем какой-нибудь другой планеты. И не только из-за характерного акцента. Они отличались радушием, гостеприимностью и чрезмерной эмоциональностью. Интересно, но у них существовал своеобразный культ семьи. Любой таноец мог без запинки перечислить всех своих предков чуть ли не с самого момента заселения планеты. Родственники здесь горой стояли друг за друга, и как при таких взрывных темпераментах население еще не поукокошивало друг друга, лично для меня оставалось загадкой. Может, просто все-таки радушие перевешивало кровожадность.
Этим философским вопросом я задалась уже после второго коктейля в баре Лайрины.
Сестра Тьена, как и большинство танойских женщин, отличалась пышными формами, к тому же оказалась болтушкой, хохотушкой и чрезмерно гостеприимной. В честь резко наступившего выходного небольшой бар был переполнен, и хозяйка металась между столиками наравне с официантками. Причем, с каждым посетителем она еще успевала побеседовать. А ко мне Лайрина так вообще отнеслась как к родной.
— Друзья моего брата — мои друзья! — радостно заявила она.
Я пыталась намекнуть, что мы с Тьеном ни разу не друзья, но она не акцентировала на этом внимания. Сам же таноец покинул меня после первого коктейля и сейчас вовсю флиртовал с симпатичной блондинкой за столиком у входа.
Моя злость на Рика к тому моменту отошла на второй план, уступив место хандре. И почему никто до сих пор не додумался изобрести средство от
