— Ты же выпустила его. Ещё и повязала товарища, чтобы не мешал.
— Да… Но объясняла же… Он меня спас… Вернула долг.
— Помню. Но… Он же на самом деле враг. Чудовище. Людоед.
— Откуда знаешь?…, — Вера вдруг села, и вся подалась вперёд. Говорить она внезапно начала громче, и с какой-то едва сдерживаемой злостью. — Может, все эти чудовища, всё это, оно только в нашей голове? А?… И своим отношением мы сами создаём себе врагов и проблемы?
— Поясни мысль. Не соображаю…
— Простая мысль. Представь попрошайку. Все проходят мимо, презрительно кривятся. Кто-то даже говорит — ты не человек, ты отброс. Ты ни на что не способен. И этому несчастному ничего не остаётся. Один сказал, двое сказали, может и ничего. А скажут сотни — и он сам поверит. Под прессом общественности, станет тем, кем его видят. Хотя, может, мог бы вырваться, подняться с этого дна. И так везде. Кого-то назовут врагом. Кого-то — неправильным, ущербным. Не суть. Повесили ярлык, не разобравшись. Поверили. Навязали. Сгноили. Понял?
— Понял, понял. Но… Согласиться не могу. Нищий, попрошайка, бомж — он стал таким только из-за того, что сам себе это позволил. Ты скажешь — он же имел возможность, мог пойти учиться, мог устроиться работать. А если нет? Если у него ни способностей нет, чтобы учиться, ни даже морально- волевых качеств, чтобы хоть как-то работать? Да, условно можно сказать, что любой человек в любой ситуации может выкрутиться. Но нужно учитывать, что люди-то разные. Что для одного норма, другому непосильно. Если банкира, воина, учёного оставить без денег и жилья — каждый из них сможет выкрутиться. Скорее всего. А если алкоголика и бомжа поставить на место президента страны — он тут же скатится, его сожрут. Каждый человек куёт своё будущее, и, к сожалению, не может прыгнуть выше головы. Это про приведённый тобой пример. И я в упор не понимаю, как он относится к нашей ситуации.
— Ладно, согласна… Пример плохой. Но в других-то ситуациях, всё верно. Уверена, многие становятся преступниками, отщепенцами, врагами, не потому, что у них призвание такое, а потому, что их не понимают, отталкивают…
— Может. Но тебе не кажется, что есть небольшая разница? Одно дело, когда речь о людях, условно нормальных. А другое — когда мы говорим о чудовищах-людоедах.
— А откуда ты знаешь, какими они были изначально? Сам же говорил: очень похоже, будто этот мир — соткан из наших страхов. Что мы ждём, то и видим. Может, если бы мы, увидев хоть сколько угодно страшного местного, улыбались и протягивали ему руку для знакомства — он бы становился совсем другими? Как ты тогда, с Тенью? Он ведь мог легко оберуться какой-нибудь кровожадной тварью. Но ты подошёл, погладил, защитил. И тот демон, которого я освободила. Он же тоже не плохой…
— Извини, не хочу о нём ничего слышать. Представится возможность — убью твоего «хорошего» рогатого товарища, не задумываясь. Потому что видел, что эти твари вытворяют.
— Знаешь, ты раньше не был таким…
— А вот и нет! Всегда был. Для своих, мне никогда ничего не жалко. И протянуть руку помощи первому встречному, кого даже не знаю, и вписаться за слабого — всегда были из-за этого проблемы, но я топтал одни и те же грабли раз за разом. Но когда ко мне относятся… Да тебе должны были ведьмочки наши рассказывать, как эти рогатые твари к нам относятся! Короче, подставлять другую щёку, в ответ на удар по первой, это не про меня. Те, с кем можно — с теми мир. Те, кто твари по сути своей — должны сдохнуть.
— Он не тварь…
— Ладно. Хороший демон. Который должен сдохнуть.
— Не надо так… Противно. Лучше молчи…, — речь девушки вновь стала тихой и тягучей, и она, будто обессиленно, откинулась на подушки.
— Хорошо, не буду.
— Ты… Удовлетворён?… Получил, что хотел?…
— Не уверен.
— Что… Хочешь?…
— Сейчас — забрать тебя отсюда.
— Нельзя…
— Пусть кто-то запретит. Пошли.
Взяв свою женщину за руку, Валера повёл её за собой.
— А куда мы?…
— Надо возвращаться. Страховать наших, как на демонов нападут. Если что, прикроем отступление. Новенькие должны были уже получить комбезы, пистолеты и ножи. Поедем с кем-нибудь из них. Тебя возьму с собой, так спокойнее. Опасаюсь теперь тебя оставлять.
Когда вышли наружу, Анатолий попытался возмутиться и наехать на Валеру. Но у того за плечами внезапно встали все четверо спасённых из плена, уже щеголявших в новеньких комбинезонах, с пистолетами в кобурах, а один, тот самый офицер-белорус, даже держал в руках винтовку — видимо, взял себе стрелка, или что-то такого рода.
