о том, как бы поддержать свое существование, и храмы, по мере сил, старались прийти на помощь населению. Но под этим наружным спокойствием клокотал вулкан, и в возбужденных умах роились смелые, кровавые планы – во что бы то ни стало положить конец невыносимому положению и жестоко отомстить тирану, который спокойно давал людям умирать голодной смертью в виду неисчерпаемых запасов хлеба.
Ослепленный гордостью и всецело поглощенный честолюбивыми замыслами, рисовавшими в его воображении трон фараона, Иосэф мало беспокоился о чувствах своих будущих подданных; зато он строго следил, чтобы ни один признак такого народного неудовольствия не прорывался наружу. Замечательно организованная им полиция, как наружная, так и тайная, открывала и душила малейшую попытку к восстанию или заговору против него или особы фараона. Сверх того, благодаря смутному чувству, которое разбудили в нем слова отца, он стал подозрительно наблюдать за Хишелат и, к своему неудовольствию и удивлению, уловил в глазах царевны во время разговора ее с Армаисом такое выражение, которое не оставило ни малейшего сомнения насчет чувств, внушенных дочери фараона молодым человеком. Сделав это открытие, Иосэф всесторонне обсудил его – и возможные последствия этого вовсе не входившего в его расчеты обстоятельства сильно встревожили его. Влияние Хишелат на отца давало ей возможность добиться от него желаемого, а с другой стороны, высокое происхождение Армаиса делало союз их вполне осуществимым.
Вероятность подобного брака приводила Иосэфа в бешенство; сын Верховного жреца Гелиополя, сделавшись зятем фараона, мог, ради политической цели, оказаться опасным соперником. Однако, по зрелом обсуждении вопроса, Иосэф нашел выход из этого положения – выход, который во всех отношениях успокоил его.
Несколько дней спустя он встретил Армаиса при выходе из царских покоев.
– Ты забываешь нас, – сказал Иосэф, дружески пожимая ему руку и не обращая внимания на видимое равнодушие, с которым тот выполнял предписанный обряд приветствия. – Еще сегодня утром Аснат жаловалась, что не видала тебя целую вечность. Кроме того, мне надо переговорить с тобой по делу; приходи завтра.
– В котором часу должен я буду явиться? – спросил холодно Армаис.
– Буду ждать тебя после совета.
На следующий день Армаис, явившись во дворец Адона за час до назначенного времени, прошел сначала на половину сестры. Аснат сидела на террасе, примыкавшей к ее рабочей комнате, и была занята разбором груды материй и вышитых одежд, которые надзирательница с двумя рабынями подавали ей. При виде брата она живо отослала женщин и с улыбкой протянула ему обе руки.
– Наконец-то я тебя вижу, Армаис! Почему ты избегаешь меня, словно не знаешь, как мне необходимо видеть близкое и дорогое мне существо.
Сев на скамью рядом с нею, Армаис нежно обнял ее и прошептал:
– Ты знаешь, что вовсе не недостаток любви к тебе удерживает меня от частых посещений; мне просто претит переступать порог дома, где живет этот шакал, угнетающий Египет. Что-то подымается во мне, когда я дышу одним воздухом с ним, и мысль, что ты в его власти, что ты его жена, разрывает мое сердце на части. Как могла бы ты быть счастлива с… – он замялся.
Аснат вздохнула, ничего не ответив. После некоторого молчания, заметив озабоченное выражение лица Армаиса, она спросила:
– У тебя какая-нибудь неприятность, брат? Ты встревожен чем-то?
– Твой всевластный супруг потребовал меня сегодня по делу. Это не к добру, ибо дел у меня с ним нет!
– Ты опасаешься чего-нибудь?
– Нет, ничего особенно. Но он ненавидит меня настолько же, насколько я его презираю; мало хорошего, когда эта змея назначает кому-нибудь свидание с глазу на глаз.
Аснат побледнела.
– Будь откровенен, Армаис! Ты, может быть, замешан в какой-нибудь заговор? – тревожно спросила она, заглядывая ему в глаза. – Я знаю, что их много теперь, но это все напрасные попытки. Я угадала, скажи? А если так, я защищу тебя, хотя бы ценой моей жизни. Впрочем, ты мой брат, близкий родственник Иосэфа, и он твоей головы не тронет!
Армаис отвернулся, чтобы скрыть от нее горькую, ироническую улыбку; но, быстро овладев собой, сказал:
– Не тревожь себя напрасно, сестра! Печальное положение отечества беспокоит всякого. Общая ненависть и бедствие растут день ото дня. Один вид этой шайки людей, утопающих в довольстве, когда кругом все мрет с голоду, способен довести до отчаяния разоренный народ. Если когда-нибудь народное негодование разразится бунтом, дражайшим братцам твоего супруга придется плохо…
– Шш!.. – перебила его Аснат, указывая на сад глазами: из боковой аллеи шла Сераг в сопровождении своей египетской наставницы. Хороша она была – бесспорно; с матовым цветом лица, с черными, как смоль, косами и большими жгучими глазами, она была олицетворением настоящей восточной, страстной красоты. Ярко-пестрая туника, красные сандалии и множество надетых драгоценностей портили впечатление, придавая ей грубый, дикий вид.
– Вот гостья, которая, должно быть, тебе порядочно в тягость; воспитать ее, я полагаю, нелегко! – шепотом заметил Армаис.
– Я этим и не занимаюсь; довольно того, что я терплю эту дикарку в своем доме. Решительно не понимаю, зачем Иосэф непременно хотел иметь ее при себе?
– Да чтобы выдать ее за кого-нибудь из нашей знати; это не подлежит сомнению! – насмешливо ответил Армаис.
