русском провинциальном городке. Он остро и больно сознавал свое уродство, свое ничтожество. И как ни старался он щеголять новыми костюмами, как ни старался показать свою ученость, как ни прельщал девушек ловкой игрой на гитаре – все же он оставался горбуном, маленьким и ничтожным уродцем. И тогда в его голове родилась идея… Однажды вся Россия была потрясена страшной железнодорожной катастрофой. Экспресс, битком набитый пассажирами, скатился под откос с десятиметровой насыпи. К месту катастрофы стеклись со всех концов тысячи людей. Под стоны раненых и плач женщин люди вытаскивали окровавленные тела из разбитых в щепки вагонов. И вдруг… – Берг глубоко вздохнул и открыл глаза, – вдруг где-то наверху раздался протяжный визгливый голосок. Люди подняли головы. На откосе стоял горбун. «Это я отвинтил рельс!..» – крикнул он вниз, обводя толпу сверкающими от счастья глазами. Он упивался своим счастьем, счастьем от сознания того, что вот он, маленький и всеми презираемый горбун, теперь в центре внимания всей России. «Это я, слышите – я отвинтил рельс!..» И кто мог измерить его счастье!.. Кто из этих обывателей мог заглянуть в его окрыленную душу! Теперь они были ничтожества, а он – всесилен и могуч… Товарищ! – вдруг крикнул Берг, ударяя по столу кулаком. – Да ведь горбун-то был умнейший человек! Умнейший!..
– Он не только был физический урод, а и моральный, горбун-то ваш! – невольно вскрикнул Бушуев.
Берг секунду молчал и пристально смотрел на него и вдруг расхохотался.
– Ах-ха-ха… Моральный урод. А об обиде-то вы забываете!
– О какой обиде?
– Ну… об этой, об обиде, когда у одного человека что-то есть, а у другого нет…
– Так это зависть, а не обида…
– Нет! – крикнул Берг. – Это именно обида! Жгучая, невыносимая обида… И почему, почему горбун – моральный урод?
– Как почему? – удивился Бушуев. – Потому что он людей убил… тысячи людей.
– Ага! – торжествующе сказал Берг. – Так ведь он ради идеи убил их!
– Да пошел он к чёрту со своей дурацкой идеей! – рассердился Бушуев. – Мне из его идеи не платки шить для слез матерей… Вы когда-нибудь видели, как плачут над мертвым-то?
– Кто?
– Ну… хоть сестра или мать.
– Видел… – серьезно и спокойно ответил Берг. – Это действительно трагично. Покойник лежит в гробу. Полный дом народа. Зеркало занавешено. На полу – еловый лапник, запах воска, ладана. Все это, конечно, трагично. А на фронте вы были? – неожиданно спросил он Дениса.
– Нет.
– А я был… Правда, не солдатом, а… ну, скажем, комиссаром… Но в переделки попадал. Идешь, бывало, по трупам, и ничего, хоть бы что шевельнулось в душе. А почему? Потому что знаешь, за что эти люди погибли. И никакой трагедии нет… Все это чушь! Глупость! Вот вы смотрите на меня и, наверно, думаете, что я сам сумасшедший…
– По-моему, вы очень пьяны.
– Может быть, очень может быть, – быстро согласился Берг, помахивая перед носом пухлой рукой, точно отгонял муху. – А вы, молодой человек, знаете ли, кто я? – нарком!
Бушуев почувствовал легкий, невольный испуг.
– Не может быть… – пробормотал он в замешательстве, но тут же понял, что Берг лжет, потому что, во-первых, фамилии наркомов он знал и никакого наркома Берга не существовало, а во-вторых, если бы на пароходе ехал нарком, то об этом было бы известно еще задолго до появления на борту самого наркома.
Берг с каким-то неописуемым восторгом смотрел на смущенное лицо Бушуева.
– Ишь, как вы неудобно себя почувствовали… Хе-хе… А в-ведь имя – великое д-дело. А? – сказал он, подмигивая красным веком и заикаясь. – А ведь я не лгу. Правда, есть небольшая поправка: я нарком не столичного масштаба, а, как бы это выразиться, ну, окружного, что ли… Я нарком м-местной промышленности Тану-Тувинской республики… По-столичному, это вроде директора кирпичного завода, с годовой производительностью в десять тысяч кирпичей… Хе-хе…
О существовании такой республики Бушуев никогда не подозревал, но он как-то сразу поверил Бергу. Разговор, однако, принимал скользкий характер, и Бушуев подумал о том, что пора уходить. Берга, между тем, совсем развезло. Он уже качался из стороны в сторону и чуть не падал со стула. Брови его были нахмурены, губы крепко сжаты; казалось, он что-то мучительно обдумывал.
– Не пора ли вам в каюту? – предложил Бушуев.
– Что? В каюту? Зачем в каюту? – подымая голову, пробормотал Берг. – Успею еще… Слушайте, товарищ, а ведь будет время, когда я сделаюсь настоящим н-наркомом! Будет! Я верю в это, чёрт возьми! Коммунисты никогда не останавливались ни перед какими препятствиями! Все будет! И жизнь, и счастье, и равенство, и свобода на всем земном шаре! Дайте только спустить под откос экспресс, нагруженный монархиями, республиками, демократиями… и прочей контрреволюционной сволочью! Дайте только спустить под откос поезд с Англиями, Германиями, Франциями, Америками! Дайте же! Т-товарищ… Все
