январе сорок первого. Все эти выпускники академий, — а Ватутин закончил аж целых две, — с высокомерием и недоверием смотрели на самоучку Жукова и ни то чтобы вставляли палки в колеса, но постоянно пытались оспорить и даже переиначить его решения. Пришлось в резкой форме указать «академикам» их место, потребовать неукоснительного выполнения его приказов, а советовать лишь в том случае, когда у них спросят. Затем, с началом военных действий, Сталин разогнал верхушку Генштаба по фронтам, и Ватутин уже в июне сорок первого оказался на Северо-Западном фронте: сперва в качестве представителя Ставки, затем осел там же начальником штаба, а его место в Генштабе — место начальника оперативного отдела — занял Василевский, человек более спокойный и покладистый. Из своего общения со штабистами Жуков сделал вывод, что даже весьма способные из них являются большими тугодумами, привыкшими иметь дело с картами и бумагами, когда над головой, что называется, не каплет. Когда же такой штабист становится военачальником, он, как правило, командует весьма неплохо до тех пор, пока все идет по разработанному им плану, а стоит противнику нарушить этот план, теряется и зачастую принимает опрометчивые решения. Между тем фронт требует от командующего держать руку на его пульсе, чутко улавливать любые изменения в его ритме, решительно и без промедления принимать необходимые меры. Так что если бы Сталин послал Жукова к Ватутину на Воронежский фронт, то, скорее всего, получилось бы так, что Ватутин стал бы у Жукова начальником штаба, а фронтом командовал бы Жуков. Теперь оба высоколобых штабиста собрались в одном месте, а в результате у двух нянек дитя без глазу: немцы всего за два дня прорвали оба рубежа обороны Воронежского фронта, вышли к реке Псёл, к слабо подготовленному третьему рубежу, нацелились на поселок Прохоровку и вот-вот вырвутся на оперативный простор. Отсюда торопливость и неподготовленность атакующих действий со стороны командования Воронежским фронтом, несогласованность между родами войск. А ведь совсем недавно, когда ожидание немецкого наступления на Курской дуге начинало кое-кому казаться напрасной потерей времени, Ватутин предложил самим начать наступление. И Сталин в конце июня, похоже, готов был склониться на его сторону. И что бы получилось из этого наступления? Ничего хорошего бы не получилось.
— Что ж, поедем к Ватутину, — произнес Жуков, заглядывая в глаза командующему Брянским фронтом генерал-лейтенанту Попову, человеку небесталанному, но большому любителю «зеленого змия», как бы спрашивая: «Тебе все ясно, Маркиан Михайлович?», и, не уловив в его ответном взгляде подтверждения своим мыслям, добавил скрипуче: — Продолжайте действовать по плану, помните о флангах, не оставляйте пехоту без поддержки артиллерии и авиации.
— Войска готовы драться, не щадя своей крови и жизни! — влез в разговор член Военного Совета фронта генерал Мехлис. — Войска выполнят приказ партии и товарища Сталина!
Жуков исподлобья глянул на Мехлиса, которого выносил с трудом, и вновь повернулся к Попову.
— Мы всё будем делать так, как намечено, Георгий Константинович, — заверил командующий фронтом, провожая Жукова к выходу.
Самолет с Жуковым сел севернее Прохоровки ранним утром 13 июля. Маршала встретил офицер оперативного отдела Генштаба, полковник Кудринский, который еще раз подтвердил трудное положение, сложившееся южнее и юго-западнее поселка Прохоровка. Из его доклада выходило, что в танковой армии Ротмистрова почти не осталось боеготовых танков. Правда, противник остановлен, но не уничтожен. Более того, противник, перегруппировавшись, начал нажимать на фланги, стараясь окружить противостоящие войска. И это при том, что в боях участвует лишь часть дивизий Второго корпуса СС и армейской группы «Кемпф».
Показав на карте, как все происходило, полковник замолчал.
— Так, — произнес Жуков. Затем добавил: — Этого следовало ожидать. — Спросил: — Где Василевский?
— На КП у Ватутина.
— Поехали.
На КП Жуков застал не только Василевского, Ватутина, но и командующего Степным фронтом генерала Конева. Молча пожав руки присутствующим, Жуков подошел к разложенной на столе карте, заговорил своим скрипучим голосом:
— Анализ наших ошибок и промахов, думаю, сейчас проводить не время. Давайте решать, что необходимо сделать, чтобы остановить и разгромить противника. В первую очередь хотелось бы знать, что нам известно о противнике и в каком состоянии наши войска. При этом прошу докладывать действительное положение дел, а не ваши фантазии.
Молча выслушав Ватутина, Жуков изложил свой план и через час уже звонил Сталину:
— Мы считаем, товарищ Сталин, что необходимо перебросить из состава Степного фронта пару танковых корпусов и не менее двух-трех стрелковых с тем, чтобы ударить во фланг Манштейну. Если иметь в виду успешное развитие наступления Брянского, Центрального и Западного фронтов, то немцы вот- вот должны побежать. Хочу обратить ваше внимание, товарищ Сталин, что наша авиация, несмотря на ее численное превосходство, не сумела завоевать господства в воздухе, она постоянно опаздывает с вылетами на штурмовку боевых порядков противника, бомбардировщики часто летают без прикрытия истребителями, аэродромы расположены слишком далеко от фронта, связь с наземными войсками осуществляется из рук вон плохо, отсюда частые удары по своим же войскам. Зависит это не только от нераспорядительности командования, но и от слабой подготовленности летного состава, танкистов, артиллеристов. Готовят спешно и кое-как, товарищ Сталин, — добавил Жуков, ожидая, что Сталин снова оборвет его, обвинив в повторяемости и высоком самомнении.
Но Сталин не оборвал, выслушал молча и не перебивая, хотя ответил далеко не сразу, а заговорив, четко отделял каждое слово друг от друга, что
