настороженным взглядом исподлобья.
— А-а, это вы, подполковник, — произнес он, оторвавшись от блокнота, в котором что-то писал. Вырвав листок, отдал его юному офицеру в танкистском комбинезоне, пожелал:
— Постарайтесь найти штаб дивизии и вернуться назад. И передайте начштаба, чтобы через каждые два часа присылал посыльного с донесением.
Лейтенант неуклюже пристукнул каблуками, повернулся кругом и побежал к ожидающему его мотоциклу.
— Вот такая у нас связь, Николай Анатольевич, — продолжил генерал с едва заметной картавостью. — Противник буквально давит наши радиостанции артиллерией и авиацией, лишая нас связи. А наши радисты часто лупят открытым текстом. А почему, спрошу я вас? А потому, что растерявшемуся начальнику некогда ждать, пока его приказ зашифруют, отстучат на ключе, на месте расшифруют, тоже отстучат, здесь примут… Короче говоря, сказка про белого бычка! Впрочем, вы и сами все знаете. — Генерал нахмурился, видимо, пожалев о своем многословии. Затем перешел к делу: — Мне уже сообщили о том, что вы направлены к нам в помощь. Что ж, в помощь так в помощь. В чем, по-вашему, она должна выражаться? — и глянул на Матова с интересом к человеку, попавшему в неловкое положение.
— Прошу вас, Зиновий Захарович, использовать меня по своему усмотрению.
— Что ж, и на том спасибо. Для начала помогите моему начальнику штаба наладить отчетность: мой начальник штаба человек опытный, но у большинства его офицеров опыта нет, ему приходится тянуть за всех, из-за этого мы подводим командование. Да и самих себя.
И подполковник Матов приступил к выполнению новых обязанностей.
Действительно, штаб 48-го стрелкового корпуса был создан всего лишь месяц назад, собирали в него офицеров откуда только можно, многие вообще никогда не служили в штабах, иные, призванные из запаса, не имели никакой практики управления войсками в боевых условиях и зачастую не знали, как выполнять те или иные приказы командования. Матову приходилось каждому из них в деталях объяснять то, что известно даже командиру взвода, недавно закончившему училище, но объяснения его с трудом доходили до сознания людей, которые скорее чувствовали, чем знали наверняка, что немец жмет на флангах, пытаясь окружить корпус, что вряд ли кто-то из них сумеет вырваться из мешка, контуры которого все более отчетливо проявляются на штабных картах.
И действительно, все шло к этому. В отличие от района, где с утра началась контратака 5-й танковой армии генерала Ротмистрова против Четвертой танковой армии генерала Гота, на острие которой наступал Второй танковый корпус СС, в междуречье Северского и Липового Донцов, где дрались дивизии 69-й армии Крюченкина, в направлении Прохоровки с юго-востока наступала немецкая армейская группа «Кемпф», в состав которой входили два танковых корпуса и две-три пехотные дивизии, превосходившие противостоящие им наши войска по численности солдат и офицеров, по количеству танков и артиллерии, а главное — по боевому опыту, профессиональному умению, отлаженному взаимодействию всех родов войск. Утром 13 июля одна из танковых дивизий этой группы, совершив неожиданный маневр, форсировала реку Северский Донец и двинулась навстречу танковым дивизиям СС. Как планировалось в штабе фельдмаршала Манштейна, обе группировки должны соединиться у Прохоровки, окружив противостоящие им советские войска, ослабленные предыдущими боями. И хотя Гитлер, вполне осознавший, что задуманная им грандиозная операция «Цитадель» на Курской дуге провалилась, и уже 10 июля отдал приказ на возвращение своих войск на исходные позиции, Манштейну необходимо было обеспечить это возвращение таким образом, чтобы не позволить русским ударить им в спину и по флангам. Окружение и уничтожение хотя бы одного 48-го корпуса, занимавшего весьма удобную позицию для такого удара, фельдмаршала вполне бы устроил, и он, как заправский шахматист, стремящийся к ничьей в проигранной партии, маневрировал на тесном пространстве своими полками и дивизиями, которые, создавая преимущество то в одном, то в другом месте, прорывались глубоко в тылы русских, заставляли их тратить свои резервы, которые готовились совсем для других целей.
Утром вчерашнего дня и здесь, в междуречье, в атаку на немецкие позиции шли стрелковые батальоны при поддержке танков, и тоже с задачей вернуть утраченные вчера территории, но эти атаки планировались Ватутиным как вспомогательные, чтобы не дать противнику перебросить свои силы туда, где наносился главный удар. Как и западнее Прохоровки, здесь тоже наступавшие стрелковые батальоны встретили хорошо организованную оборону противника, и успеха их многочисленные атаки практически не имели. Между тем командующий фронтом генерал Ватутин требовал от командующих армиями и корпусами атаки не только не прекращать, но усиливать, привлекая к ним все имеющиеся силы и средства, заверяя, что у них в тылу скапливаются новые корпуса, привлеченные из Степного фронта, которые вот-вот нанесут удар по флангам противника. Увы, и сил и средств у обороняющихся оставалось все меньше и меньше, их не хватало даже для того, чтобы удерживать занимаемые позиции, а новые корпуса следовали к пунктам назначения пешком, подвергаясь беспрерывным бомбежкам немецкой авиации.
Во всем этом подполковник Матов разобрался довольно быстро. Как и в том, что корпус генерала Рогозного уже не способен к активным действиям. И когда спросил у командира корпуса о его планах, генерал долго молчал, затем, как всегда, исподлобья глянув на прикомандированного к нему штабиста, ответил, пожав плечами:
— Тут, по-моему, и без моего ответа вам должно быть ясно, что мы можем продержаться не более двух-трех дней. Тем более что прикрывающие наши фланги войска Пятой танковой, лишившиеся почти всех своих танков, то и дело отходят, не выдерживая давления противника. При этом, заметьте, они, как правило, не ставят нас в известность о своих великолепных маневрах. Противник, естественно, этим пользуется. Следовательно? Следовательно,
