замазав на них красные звезды.
— Вот видите, Николай Анатольевич, в каких условиях нам пьиходится воевать, — с неизменными усмешкой и картавостью говорил генерал Рогозный после очередного налета краснозвездных Илов. — Наши бойцы уверяют меня, что в этих самолетах сидят немецкие летчики. О том, что противник используют наши трофейные танки и артиллерию, это известно всем. Но на тех танках все-таки кресты, а тут звезды. — Помолчал немного, качнул лобастой головой. — Все дело в отвратительной связи. На большинстве наших самолетов нет радиостанций, нашим сигнальным ракетам летчики не верят. Впрочем, сегодня утром и немецкие самолеты так врезали по своим, что любо-дорого. А все потому, что пока самолеты летели, наши отступили, немецкая пехота заняла их место… Как говорится, поспешишь, сам себя насмешишь. — И, грустно улыбнувшись: — Разведка доносит, что противник собирается атаковать наши позиции и этой ночью. Идет перегруппировка. А что у вас в арьергарде?
— Собрали все оставшиеся орудия и снаряды — набралось по четверти боекомплекта. Мы договорились с комдивом Говоруненко, что с наступлением темноты проведем короткую атаку на позиции противника на стыке двух его дивизий. По данным наших разведчиков, немцы ослабили фронтальные части, перебрасывают основные силы на фланги. Судя по всему, они именно завтра намерены завязать «мешок» в районе села Малое Яблоково. Надо спешить, Зиновий Захарович.
— Мы спешим, Николай Анатольевич. Дивизии уже готовы к маршу. Обозы с ранеными уже пришли в движение. Порядок с вашей помощью определен, все лишнее будет уничтожено. За помощь моему штабу большое спасибо. Отход начнем в тот самый момент, как только вы начнете атаку… Кстати, вы ужинали?
— Да, спасибо, и пообедал, и поужинал. Всем бойцам и командирам раздали оставшееся продовольствие и боеприпасы…
— Очень хорошо. И еще один вопрос, если не возражаете: откуда у вас такая предусмотрительность?
— Учился на своих и чужих ошибках, — поскромничал Матов.
— Тогда отдохните часок — и за дело, — подвел итог разговору генерал Рогозный. — В дивизию пойдет машина с боеприпасами. Она вас захватит.
Генерал поднялся, встал и Матов. Они молча пожали друг другу руки.
Штаб корпуса расположился в палатках, выгоревших на солнце до белизны. Их тоже накрыли продранными во многих местах маскировочными сетями, и теперь из-под них слышались голоса штабных офицеров, пытающихся связаться с дивизиями и полками. От палаток то и дело отъезжали мотоциклы с колясками: очередной офицер, не докричавшись до своих подопечных, уносился в ночь искать штабы и устанавливать связь. В небольшом окопчике на краю балки был оборудован НП, таращились вдаль рогатые стереотрубы. В километре отсюда, в низине, шел бой, вспыхивали зарницы выстрелов, переплетались трассы пулеметных очередей, но все это без той ожесточенности, какая наблюдалась весь минувший день.
Матов присел на земляной выступ, расстегнул ворот пропыленной и пропитавшейся потом гимнастерки, откинулся спиной к прохладной стенке только что вырытого узла связи. Тело отчаянно просило покоя, усталость и желание спать отодвинули куда-то вдаль все остальные чувства. Однако стоило Матову закрыть глаза, как из звенящей тишины стали вылепливаться немецкие танки и неумолимо надвигаться на КП, причем само КП располагалось среди голого поля, никем и ничем не защищенное. И никто по этим танкам не стрелял, да и танки не стреляли тоже, в полной уверенности, что передавят всех гусеницами. Он слышал ругань командиров в телефонные трубки, пытающихся как-то повлиять на события, он снова и снова видел бегущих толпами красноармейцев, порывался сам чем-то помочь офицерам штаба, но почему-то никак не мог вспомнить что-то такое единственное, что сразу же решило бы все проблемы.
Матов не знал, сколько он спал, и спал ли вообще, неожиданный короткий артналет разбудил его. Он не сразу открыл глаза, прислушиваясь.
— Ну, я подбегаю и гляжу: фриц-то мой притворился мертвым, а ведь только что бежал как угорелый и, стал быть, запыхался, грудь ходуном так и ходит, так и ходит — проник в сознание Матова чей-то захлебывающийся молодой голос. — Ну, я ему, известное дело: «Штеен зи бите! Хальт! Хенде хох!» И так далее! А он, сука, лежит и ни в зуб ногой…
— Подполковник Матов у вас обретается? — оборвал рассказчика голос бархатистого тембра, как-то не вяжущийся с этим едва устроенным убежищем.
— Есть такой, — откликнулся Матов.
Тонкий лучик фонарика уперся Матову в лицо.
— Николай, дружище! Это я, подполковник Агареев! Не узнаешь? — и в сумраке блиндажа возникла невысокая фигура несколько полноватого человека, луч фонарика описал дугу и уперся в широкое улыбающееся лицо.
— Игнат? — изумился Матов. — Ты-то здесь какими судьбами? А я слышу — знакомый голос, но поверить никак не могу…
Они обнялись, хотя до этого никогда ничего подобного с ними не случалось, похлопали друг друга по плечам.
— А я только что он Рогозного, — рассказывал Агареев. — Он велел мне захватить подполковника Матова. Я, естественно, спрашиваю, не тот ли, что из Генштаба? Оказывается, тот самый. И вот, будьте любезны: ты и собственной персоной! — хохотнул Агареев, слегка отстранившись от Матова.
— А ты, что, рассчитывал встреть метафизическое отражение моей материальной сущности?
— Представь себе, нечто в этом роде. В конторе встречались раз в месяц: то ты где-то, то я, а тут — извольте радоваться! Поневоле ударишься в
