Петербург в произведениях поэтов «Золотого» и «Серебряного» века русской литературы

реки.

Для них, детей тысячелетий,
Лишь сон – виденья этих
мест,
И эта твердь, и стены эти,
И твой, взнесённый к небу,
крест.

И, видя, что багряным диском
На Запад солнце склонено,
Они мечтают, как – давно —
В песках, над падшим
обелиском,
Горело золотом оно.

Вильгельм Александрович Зоргенфрей (1882–1938)

Поэт, переводчик. Окончил Петербургский технологический институт. Работал учителем и служащим в Министерстве торговли и промышленности. В советское время был инженером-технологом на заводе. Александр Блок упоминает его как одного из четырёх близких друзей. Он же привлекал Зоргенфрея к переводам зарубежной классики. Многие тексты И.В. Гёте, И.Г. Гердера, Ф. Грильпарцера, Ф. Хеббеля, П. Клоделя, А. Ренье, Г. Гейне были переведены Вильгельмом Александровичем. При жизни Зоргенфрея был выпущен всего лишь один стихотворный сборник, большинство произведений погибло при его необоснованном аресте в 1938 году. Что способствовало такой жизненной развязке, сказать сложно. Известно только, что Зоргенфрей страдал «чёрной меланхолией» и даже находился на излечении в неврологическом санатории в подмосковном Крюково. Но знавшие его люди утверждали, что он никогда не расставался с карандашом и бумагой. Даже находясь в тюрьме, Зоргенфрей продолжал писать. Его сокамерник Дмитрий Фридрихсберг, которому удалось выжить, передал на волю последние стихи поэта. Зоргенфрей был расстрелян через день после вынесения приговора, а в 1958 году приговор Военной Коллегии Верховного Суда СССР в отношении Зоргенфрея В.А. был отменён, и дело прекращено за отсутствием в его действиях состава преступления.

Санкт-Петербург (Отрывок из краткой географии России)

Чем известна, чем гордится
Развесёлая столица?
Как поддержит свой престиж
Русский Лондон и Париж?
Александровской колонной,
Кавалерией салонной,
Медной статуей Петра
И конюшнями двора;
Правоведами в корсетах,
Хулиганами в манжетах,
Петропавловским мешком
И Семёновским полком;
Всей полицией угрюмой,
Государственною думой,
Резиденцией царя
И Девятым января;
Нововременской крамолой,
Заколоченною школой,
Ожиданием «конца»
И решёткой вкруг дворца;
Униженьем человека,
Совещанием Кобека,
Храмом начатым Христа
И актрисой Балета.

Андрей Белый (1880–1934)

Писатель, поэт, критик, мемуарист. Настоящее имя Бугаев Борис Николаевич. Теоретик символизма и модернизма. Вырос в семье известного математика Н.В. Бугаева. Под влиянием отца поступил на естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, который окончил с отличием в 1903 году. Ещё в университете состоялся его литературный дебют: «Симфония (2-я, драматическая)», написанная ритмической прозой. За ней последовали и остальные «Симфонии». В журналах «Мир искусства», «Новый путь», «Весы», «Золотое руно», «Перевал» в числе других символистов всякий раз значилось имя Андрея Белого – со стихами, критикой и теоретическими разработками. Математик Белый решил полностью посвятить себя литературе и стиховедению, в чём ему серьёзно помогало знакомство с точными науками. «Гением въедливости» назовёт его впоследствии другой литературный гений – Владимир Набоков. Андрей Белый много путешествовал. В Берлине он знакомится с Рудольфом Штейнером, австрийским основоположником религиозно-мистического учения антропософии, став его учеником. По-своему понятая теория Штейнера не могла не сказаться на творчестве Андрея Белого. Заметный отход от символизма проявится в цикле его эссе «На перевале», в романах «Серебряный голубь» и «Петербург», в теоретических и критических статьях. В 1923 году Белый окончательно возвращается из-за границы, и в Советской России начинается его самый плодотворный период творчества. Но к стихам Андрей Белый больше не возвращается. Как самого «интереснейшего писателя нашего времени» оценит его Виктор Шкловский, а Осип Мандельштам назовёт его творчество «вершиной русской психологической прозы». В честь Андрея Белого в России существует литературная премия, присуждаемая по трём номинациям: поэзии, прозе и в области гуманитарных исследований.

В альбом В.К. Ивановой

О том, как буду я с тоскою
Дни в Петербурге вспоминать,
Позвольте робкою рукою
В альбоме Вашем начертать.
(О Петербург! О Всадник
Медный!
Кузмин! О, песни Кузмина!
Г «…», аполлоновец победный!)
О Вера Константиновна,
Час – пятый… Самовар в
гостиной
Ещё не выпит… По стенам
Нас тени вереницей длинной
Уносят к дальним берегам:
Мы – в облаке… И всё в
нём тонет —
Гравюры, стены, стол, часы;
А ветер с горизонта гонит
Разлив весенней бирюзы;
И Вячеслав уже в дремоте
Меланхолически вздохнёт:
«Михаил Алексеич, спойте!..»
Рояль раскрыт: Кузмин поёт.
Проходит ночь… И день
встаёт,
В окно влетает бледной
птицей…
Нам кажется, незримый друг
Своей магической десницей
Вокруг очерчивает круг:
Ковёр – уж не ковёр, а
луг —
Цветут цветы, сверкают
долы;
Прислушайтесь, – лепечет
лес,
И бирюзовые глаголы
К нам ниспадающих небес.

……………..

Всё это вспомню я, вздыхая,
Что рок меня от вас умчал,
По мокрым стогнам отъезжая
На Николаевский вокзал.

Василий Васильевич Князев (1887–1937)