приятно – весьма стройные ноги с круглыми коленками, четко обозначенная талия, подтянутый живот, прямая крепкая спина, явно тренированная физическими упражнениями. Нигде ничего лишнего не висело складками жира и не морщилось – было понятно, что для нее любые занятия, связанные с физическими нагрузками, гораздо предпочтительнее других видов времяпрепровождения. Веяло от нее здоровой силой и уверенностью. Ника, несомненно, была одной из тех редких женщин, кто никогда не заморачивается над своим внешним видом, и, несмотря на это, всегда выглядит привлекательно. Вот у меня не получалось не заморачиваться… Я ревностно следила за своей внешностью, мне нравилось ловить восхищенные взгляды мужчин, поэтому я тщательно подбирала себе гардероб. Ростом я была повыше Ники и мои шестьдесят килограмм распределялись по телу вполне гармоничным образом. Никто бы не сказал, что я худышка – я и сама никогда не хотела походить на этих заморенных полускелетов-анорексичек, но и до полноты мне было так же далеко. Словом, я была просто стройной длинноногой девушкой с грудью второго размера, что меня вполне устраивало. Хорошая наследственность и быстрый метаболизм позволяли мне сохранять фигуру без изнурительных диет и спортивных упражнений.
Я скинула свою клетчатую рубашку и розовую майку, стянула шаровары, сняла носки, и, запихав их в кроссовки, положила все это хозяйство рядом с никиными вещами.
Вслед за нами разделись и девочки; я отметила, насколько сильно они отличаются друг от друга при всего лишь годовалой разнице. Янка в свои одиннадцать лет выглядела еще совсем ребенком – худенькая и маленькая, с острыми коленками и явственно просвечивающими ребрами, без малейшего намека на грудь. Ася же находилась в том прелестном периоде девичьего расцветания, когда угловатые формы начинают едва округляться и уже явственно очерчиваются бугорки под одеждой, а в движениях появляется женственная плавность, перемежающаяся с подростковой порывистостью. Однако она тоже отличалась довольно субтильным телосложением. Янка, заметив, что Ника, прищурившись, оглядывает ее фигурку, сказала, словно оправдываясь:
– Мама говорила, что у меня порода гончая, поэтому я худая…
На эти слова Ника, хмыкнув, произнесла:
– Порода у нас всех одна – человеческая! – и добавила, покачав головой, – А добралась бы я до ваших поваров лагерных – выдернула бы руки из плеч и позасовывала в задницы. И сказала бы, что так оно и было. Сволочи они, если детей откормить не могут.
Глаза Янки расширились, когда она представила эту картину. А мне вспомнились дородные туши и свинообразные морды работниц лагерного пищеблока с заплывшими жиром глазами и я мысленно одобрила придуманную Никой экзекуцию.
Тем временем та вздохнула и махнула рукой, сказав:
– А теперь марш в воду, молодые леди, и не говорите, что горячо. Человек может привыкнуть ко всему. И тебя, Птица, это тоже касается. На раз, два, три… Чтоб все были у меня чистенькие, как ляльки.
Купание в целом озере горячей воды! Вряд ли кому доводилось испытать столь экзотическое удовольствие. Я опасалась, что вода окажется крутым кипятком, но это оказалось не так. В заводи, за огромным валуном в два человеческих роста, она была просто теплой, но ближе к середине водопада становилась все горячее и горячее. Можно было подобрать комфортную температуру и стоять на дне, чувствуя пальцами ног большие округлые камни, или, подгребая ногами, лежать на воде, распустив по течению волосы. Горячая вода смывала с тела грязь и уносила усталость, я расслабилась и полностью отдалась процессу, находя в нем изрядное наслаждение. Рядом точно так же блаженствовала Ника, а чуть ближе к берегу, на мелководье, полусидя плескались в теплой воде Янка и Ася – обе не умели плавать, и поэтому дальше не заходили.
Воспользовавшись моментом, Ника приблизила свои губы к моему уху.
– Только не говори им о том, что мы нашли внутри кабана, – сказала она, преодолевая шум совсем близкого водопада, – Мы с парнями специально отвлекли их внимание и загрузили работой, чтобы они ничего не увидели. Лишнее это в их нежном возрасте.
– Мальчишки все равно все видели и обязательно проболтаются, – так же на ухо возразила я Нике.
– Не боись, подруга, – хмыкнула Ника, – с этими переговорит наш командир. С ним не забалуешь.
– Не уверена, – возразила я и рассказала Нике историю, которая произошла с Димкой в пещере.
– Шпана, – вынесла свой вердикт та, – но вполне правильная шпана. Хорошо, Птица, это дело я беру на себя… Возьму с них клятву вечного молчания.
Выбравшись на берег, умиротворенные, покрасневшие и распаренные, мы присели на камни, нагретые уходящим за гору солнцем, для того чтобы немного остыть и обсохнуть. Мои распущенные мокрые волосы приятно разметались по спине. И тут я вспомнила, что у меня нет расчески… Это была катастрофа. Но кто же мог думать, что она мне понадобится? Я вообще пошла в поход налегке, даже без рюкзака, все необходимое лежало у меня в набрюшнике: телефон, карандаш, маленький блокнот, катушка ниток с иголкой и ножницы для срезания травы. Волосы я обычно носила собранными на затылке в роскошный конский хвост, распуская их только перед сном. Но теперь, когда я их намочила, надо же расчесаться – неужели я предстану перед мужчинами этакой лахудрой?
– Ника, у тебя случайно нет расчески? – спросила я с робкой надеждой.
– Извини, подруга, – хмыкнула Ника, – моя расческа осталась в рюкзаке. Но мне она не очень-то и нужна, обычно я обхожусь вот так…
И она, показав мне свою пятерню, с довольным видом провела ею по своим волосам. Для ее волос, конечно, ничего лучше нельзя было придумать – они тут же встали у нее на макушке задорным ежиком. Но я приуныла. Если я сейчас не расчешусь, то через полчаса могу вполне конкурировать с Бабой
