Гефестий закорешился с Мастером на базе технического фанатизма, выспрашивая у того, что и как поменялось в смысле развития техники в основном потоке верхних миров за минувшие тридцать лет. Выслушал, незатейливо выругался, сплюнул под ноги, и сказал, что с превеликим удовольствием погладил бы молотом по лбу одну старую плешивую тварь, которая загубила весь технический прогресс. Где, спрашивается, термоядерный синтез и дешевая, почти бесплатная энергия, где пилотируемые полеты к другим планетам, где роботы, которые безропотно и качественно (куда там китайцам) делают множество полезных и нужных человечеству вещей? На другие планеты он, Гефестий, не собирается, и роботы ему тоже вроде ни к чему, сам работает за четверых, но вот термоядерный реактор в свою мастерскую он пристроить собирался. Мало ли что – пригодится воды напиться, а атомный – слишком громоздкий и опасный в управлении. Когда Мастер сказал, что термояд уже открыли и даже давно им пользуются в мире княжны Волконской, Гефестий только махнул мозолистой рукой, и, вздыхая, сообщил, что он-то как раз и рад бы, но его в искусственные миры никто пускать не собирается. Пропускной режим… Да и дядя строго следит, чтобы посторонние не шлялись по территории и не влияли на процесс даже случайно. Если будет такая возможность, пусть ему вынесут с собой пару штук, а уж он, Гефестий, сумеет быть благодарным – за ним не заржавеет. Ну и выводы из этого разговора я тоже сделал интересные и далеко идущие.
Гермесий же, напротив, сразу после завтрака, только облизав ложку, умотал по своим шпионско-интриганским делам. Иногда мне кажется, что все эти хитросплетения он выводит из одной любви к искусству, и тогда мне хочется поймать этого плута и присоединить его к бедняге Аресу, ибо предательство с его стороны рано или поздно неизбежно. Ведь Гермесий по-другому и не умеет, даже если смена флага будет грозить ему полным физическим развоплощением и тотальным моральным уничтожением. Это как с алкоголиком, который знает, что ему нельзя пить, но все равно продолжает бухать, пока к нему собственной персоной не приходит дама в белом, с пушистым полярным зверьком в обнимку. Вот так и с этим Гермесием – сначала его прибьют тяжелым предметом из-за угла, и только потом скажут, за что.
Сам процесс был организован донельзя просто. Клиента, в данном случае Кобру, Колдун посадил под яркое утреннее солнце на грубый табурет, который ребята принесли из обоза, и велел держать спину прямой, очистив свою голову от всяких посторонних мыслей. Настройка ключа, объяснил он, дело тонкое и ответственное – как для того, кто настраивает, так и для того, кому настраивают, а уж учитывая возраст настройщика, так и подавно.
– Как-то это незрелищно и слишком буднично, молодой человек, – с сомнением произнесла Лилия, – в нашей семье подобные церемонии проводятся с большей помпой и размахом. Скажи мне, где бьющий из земли огонь, где приносимые в жертву животные, и жрец, молящийся о даровании силы? Где специальная музыка, и где обнаженные девушки, которые водят хороводы, где, наконец, курения, благовония и прочие мирра и ладан? Простейшей ароматической палочки ведь не зажег, а туда же…
Колдун, которого мы в последнее время изрядно заездили (ибо по своей сфере деятельности обязанностей у него было как у иного взрослого), в ответ только виновато моргнул и сказал, что он не жрец, и поэтому не знает всех подробностей ритуала, и что все делает так, как ему подсказывает его собственный камень-учитель. Что касается благовоний, храмовой музыки и танцев – то если она, Лилия, знает, что нужно делать, чтобы почтеннейшая праздношатающаяся публика осталась довольной – то пусть делает, и он, Колдун, не будет возражать.
Почтеннейшая публика тоже присутствовала при этом мероприятии, в первую очередь в виде притихших поблизости Матильды, Зайца и Профессора, но ее основные массы составляли скопившиеся чуть поодаль женщины, девочки и мальчики, приставшие к нашему отряду в разоренном тевтонами селении. За минувшие четыре дня они уже перестали быть для меня стрекочущей на латыни однородной человеческой массой, но я все же пока еще не готов был воспринимать кого-то из них как окончательно своих, хотя и совсем чужими они мне тоже не были.
На эту церемонию они взирали с каким-то благоговейным оцепенением. Резко выделялись только лица Агнии – посланницы Кибелы, выражавшее страх, граничащий с ужасом, и бывшей тевтонки Гретхен, смотревшей на процедуру инициации с почти научным интересом. Она явно видела больше всех нас, присутствующих, и даже больше, чем боги и богини, а также самые мощные маги в нашей компании: Птица и Колдун. Надо будет потом попросить Колдуна еще раз проверить ее на особые способности уже полностью выздоровевшую. Лишним это точно не будет.
Тем временем юный маг надел на шею Кобре тонкую цепочку с большим красным камнем и несколькими черными камнями поменьше, и еще раз попросил ее держать себя в руках и ничего не бояться. Едва только он это сделал, как большой камень поймал своими гранями солнечный луч и заиграл внутри живым алым огнем, а окружающие его черные камни бросили во все стороны белые искры света.
Когда Колдун доставал украшение из кармана и надевал его на шею Кобры, мадмуазель Волконская тяжело вздохнула и, помявшись, тихо шепнула мне на ухо:
– Сергей Сергеевич, мне крайне неприятно об этом говорить… Но вот то украшение – фероньерка, которое ваш мальчик надевает сейчас на шею Нике, на самом деле принадлежит мне. Подарок на шестнадцатилетие от бабушки. Когда меня захватили, эти мерзкие бабы сорвали его с моей шеи, и я думала, что теперь эта вещь потеряна для меня навсегда…
– Т-с-с-с, Елизавета Дмитриевна! – вместо меня ответила Птица мадмуазель Волконской. – Теперь эта вещь не просто украшение, а мощный магический инструмент, необходимый в этом мире каждому, кто наделен особыми талантами. Как говорит Дима – наш главный специалист по этому вопросу – камень и человек должны идеально подходить друг другу, и это достаточно большая редкость.
– Да, – добавил я, – когда закончатся все церемонии, вы сможете выбрать из нашего обменного фонда любую вещь в компенсацию того украшения, которое пошло на изготовление талисмана для Кобры.
