и я ее люблю, потому что знаю, что прячется у нее внутри. Кажется, я понял ту аллегорию с уборкой в пыльной и грязной комнате – это мы попытались помочь этой женщине-девочке разобраться в себе, простить и отпустить свое прошлое. По крайней мере, так говорит Анна Сергеевна, и я ей верю. Но Анастасия все равно меня стесняется, и непонятно отчего.
А, понял! Наверное, она думает, что у меня надо раздеваться догола, как у Лилии. Такая вот у нее «игра в больницу». Уверен, что с ее божественно- магическим талантом Лилия могла бы лечить людей, даже не снимая с них одежды. Все равно она видит все насквозь, и рубашка или штаны ей в этом совсем не помеха. Но она дразнится и говорит, что у полностью раздетых людей, стоящих перед врачом, создается ощущение полной открытости и доверия, которое очень помогает и при обследовании, и при лечении. Не знаю, я не доктор, я всего лишь наложу на Анастасию заклинание регенерации, действием которого Лилия будет управлять по своему усмотрению. Это необходимо для того, чтобы кроме ран и старых шрамов, исправить еще и ее врожденные недостатки – например, искривление больших пальцев ног. Но я уже говорил, что в общем-то в этом не разбираюсь, а всего лишь повторяю то, что сказали мне Анна Сергеевна и Лилия, чтобы я лучше представлял свою задачу.
– Мне раздеваться? – наконец смущено спросила переминающаяся под моим взглядом с ноги на ногу Анастасия.
– Нет, Анастасия, – ответил я, доставая из шкафа ароматические палочки, – раздеваться вам передо мной не нужно. Это совсем другая процедура, не такая как у Лилии, больше духовно-магическая, чем медицинская. Садитесь, пожалуйста, вот сюда на этот табурет, расслабьтесь и давайте просто поговорим…
Как Анастасия сразу изменилась, услышав эти слова. Заулыбалась, расслабилась, куда только делась ее скованность.
– И о чем мы будем с вами говорить? – спросила она, машинально слегка поддергивая юбку, перед тем как усесться на табурет.
Совершенно не наше движение, скажу я вам. Анна Сергеевна так не делает, да и Ника тоже. Правда, Ника в юбке – это нонсенс, она, кроме штанов (желательно камуфляжных), ничего не носит. Когда Елизавета Дмитриевна и Зуля рылись в модельных дамских шмотках, она смотрела на них как на парочку буйнопомешаных. Кстати, Анна Сергеевна тоже оказалась неподвержена модной лихорадке – и вещи для себя, для наших девочек и для Анастасии она подыскивала в другом контейнере, где находилась удобная и практичная одежда для повседневного ношения. Я тоже подобрал себе там травянистого цвета джинсы, клетчатую рубаху и черные полукеды-полукроссовки, а то те вещи, в которых я ушел из лагеря, за время странствий порядком истрепались, и вроде бы даже стали мне маленькие. Прошло меньше двух недель, но мама бы, наверное, меня уже не узнала – настолько я изменился. Мой учитель говорит, что волшебники взрослеют очень быстро – и это неизбежная плата за талант.
Вот и сейчас Настасья (именно так зовут ее внутреннюю сущность) с поправкой на ее женский пол одета примерно так же, как я – юбка табачного цвета с зеленоватым оттенком, и горчично-коричневая рубаха в клетку.
– А говорить мы будем о том, – монотонно заговорил я, зажигая палочки и втыкая их в песок по кругу вокруг табурета, – что вам надо было бы успокоиться и оставить свой страх. Вы находитесь среди друзей и здесь никто не причинит вам зла.
– Вы пытаетесь меня магнетизировать, – встрепенулась Анастасия, – пожалуйста, не надо этого делать, я очень боюсь.
Тем временем я обходил по кругу табурет с сидящей на нем Анастасией и пассами рук задавал успокаивающему ароматическому дыму границу, за которую он не должен распространяться, в результате чего женщина оказалась заключена в чуть мерцающий полупрозрачный дымный цилиндр.
– Совсем нет, – также монотонно сказал я, – гипноз – это насилие над личностью, а разве я могу проявлять насилие над маленькой Настасьей? Я всего лишь хочу, чтобы ты расслабилась и доверилась мне. Поверь, с тобой не произойдет ничего страшного, я хочу тебе только добра.
То ли сделали свое дело палочки, то ли мой монотонный голос, то ли она действительно почувствовала, что я хочу ей только добра – ее руки, до того сжатые в кулаки, безвольно разжались, дыхание стало ровным и размеренным, а взгляд расфокусировался. Я по очереди аккуратно положил обе ее руки на колени ладонями вверх, после чего Анастасия глубоко вздохнула, сказав полушепотом:
– Я вам верю, молодой человек, начинайте свою экзекуцию.
Еще раз окинув расслабившуюся фигуру Анастасии критическим взглядом и не найдя в ее состоянии никаких изъянов, я подошел к ней сзади и положил свои руки ей на виски, почувствовав в своих ладонях струение энергии.
Почему-то все думают, что колдун, творящий свое заклинание, должен обязательно вовсю размахивать руками, или в крайнем случае волшебной палочкой. Отнюдь нет. Некоторые заклинания требуют жестикуляции – как, например то, которым я извлекал осколки из Гретхен; другие же, ради экономии сил, которые ни у кого не бесконечны, лучше производить контактным способом – как, например при передаче языка, или при наложении долговременных магических структур.
Так поступает Лилия, когда занимается своей пальцетерапией, которая выглядит как нечто среднее между массажем и акупунктурой. Так вот, каждый нажим ее пальца – это отдельное контактное минизаклинание, которое преследует также свою отдельную миницель. А так как таких нажимов делается очень много, и производятся они по определенной системе, то в результате получается глубокое и всестороннее лечебное макровоздействие на организм. Все это я подсмотрел еще тогда, когда она восстанавливала мои силы после инициации Ники в мага огня. Сложность заклинаний у нее невероятная, но не стоит забывать, что она богиня, которой уже больше тысячи лет, а я всего лишь обыкновенный маг, к тому же всего лишь одиннадцатилетний мальчик. Но я у нее тоже учусь, пусть такая сложность мне пока и недоступна.
Но у меня тоже есть и свои секреты, и свои сильные стороны. Например, мне не обязательно тыкать в каждую точку тела для того, чтобы добиться в
