энергию – это чуть ли не самое сложное в магическом искусстве. Обычно маги попроще предпочитают разряжать оружие выстрелом, но Кобра не из того разряда, что «попроще», и я ею уже горжусь.
Когда мы подошли к первому перекрестку, в этой паутине теней откуда-то из-за угла прямо ко мне под ноги с писком метнулось что-то мелкое, одетое в подобие серого мешка с тремя дырками, и с воплем рухнуло передо мной на колени, прикрыв голову руками. Я едва смог удержать отточенную сталь, отчетливо дернувшуюся, чтобы ткнуть это мелкое и крысообразное, острием под ключицу и отведать его горячей крови. Никакой агрессии со стороны этого мелкого я не видел, да и вряд ли это мог быть кто-то из тех, кто был нам нужен – скорее уж, слуга самого низшего разряда, судя по размеру, возможно, что и несовершеннолетний. Хотя, если он голодал с самого раннего детства, то возможно, что и остался мелким и худым на всю оставшуюся жизнь. В этом жестоком мире все возможно, да и у нас там дома тоже далеко не все так благополучно. Есть места, в том числе и в России, где такое не только возможно, но и даже обычно, а вот Волконская говорила, что у них это полностью изжито, раз и навсегда. Хотя и в СССР вроде тоже это было изжито, а потом возродилось и расцвело пышным цветом.
Взял я этого мелкого за шиворот левой рукой – да так, что затрещала ветхая ткань – и рывком поставил на ноги, заглянув в лицо. Существо оказалось девкой, точнее женщиной, ибо при тщедушной плоскогрудой фигуре подростка, ее костистое лицо было покрыто мелкой сеткой морщин, а редкие светлые волосы были собраны в короткий крысиный хвостик. Если овечки херра Тойфеля были умилительны, как фарфоровые куколки в своей юной дистрофической худобе, то тут голод и тяжелый труд чуть ли не самого рождения сделали из молодой еще женщины такой ужас, за который стоило сажать виновных на кол и сжигать на медленном огне.
Но пожалеть эту безымянную пока для меня женщину еще будет время, а пока нужно делать дело, и это дело для нас прежде всего. Если бы у меня была возможность ротой (а еще лучше батальоном) оцепить этот храм и не спеша повыловить в нем всех крыс – то это одно дело. Совсем другое это то, что мы быстро и безошибочно должны взять всех главных фигурантов, не обращая до поры внимание на всех прочих.
– Где старший жрец Терресий? – тихо сказал я ей на койне прямо в ухо, при этом отведя острие обиженно звенящего меча чуть в сторону, направив его вперед по коридору.
Во-первых, это было сделано для того, чтобы не нервировать женщину, постоянно косившую глазами на жаждущую крови сталь, а во-вторых – для того, чтобы, если оттуда на меня еще кто-то кинется, пока я веду этот разговор, то меч сделает свое дело, и тот несчастный сам будет виноват в своей смерти.
Женщина подняла на меня необычные для местных серые глаза и шмыгнула носом.
– Я проведу вас, ужасный господин, – так же тихо произнесла она, – и вы можете меня потом убить, и я не издам при этом ни звука, но только будьте добры при этом пообещать, что пощадите мою маленькую дочь…
М-да, как тут все запущено. Не зря мы сюда заглянули на огонек. Но если я начну объяснять этой женщине, что совсем не собираюсь ее убивать, то эти объяснения могут затянуться надолго, а нам сейчас этого не надо. Добыча может за это время улизнуть… Едва я это подумал, как справа от нас – примерно там, где должен был располагаться хоздвор – поднялась нездоровая суета, сопровождаемая звуками стрельбы из электромагнитного оружия. Очевидно, Змей добрался до своей цели и вовсю развлекался, заодно отвлекая внимание от наших скромных персон.
– Обещаю, что буду добр к тебе и твоей дочери, – сказал я женщине, – а теперь веди, но только тихо. Ты идешь первая, мы двигаемся следом за тобой.
– Хорошо, ужасный господин, – снова шмыгнув носом, произнесла женщина, – но только постарайтесь двигаться потише, вы очень шумите.
Обернувшись, я дал своим знак, чтобы они шли за мной и соблюдали полную тишину, после чего мы двинулись за нашей проводницей – и только тени, отбрасываемые светильниками, дрожали на стенах и, забегая вперед, строили нам рожи. Как я уже знал от Агнии, в первом поперечном коридоре были двери в каморки слуг и кладовки со всяческим имуществом, а старшие жрецы, жрицы, их гости, а также вообще весь местный бомонд, обитали в роскошных двухъярусных апартаментах на дальнем торце храма, и их парадные двери (для господ) выходили прямо во внутренний сад, еще более роскошный, чем те зеленые насаждения, среди которых жрецы встречались с высокопоставленными паломниками. Но там, где есть парадный вход, там же должен быть и черный, для слуг и прочего персонала, вплоть до жрецов и жриц среднего ранга, которым не по чину проходить там, где ходят очень важные персоны. Ну мы их за это и накажем.
У самого поворота в коридор, который вел к черному ходу в апартаменты старшего жреца, прямо на нас выскочила худощавая женщина средних лет, в белом хитоне жрицы среднего ранга – и замерла как вкопанная, узрев нашу компанию. Точнее, первым делом она увидела нашу проводницу и осклабилась на нее с каким-то садистским выражением на изрядно потрепанном жизнью лице. Явно «редиска» – нехороший человек.
– Анастасия, а ты что здесь делаешь? – прошипела жрица, и тут же осеклась, очевидно наконец разглядев в полумраке за спиной проводницы наши закованные в штурмовые доспехи фигуры. Но едва она широко раскрыла свою пасть, как из-за моей спины вылетел маленький, примерно с вишню, сияющий голубым светом шарик и долбанул жрицу прямо в лоб над переносицей. Неяркая вспышка сопровождалась тихим треском, как при коротком замыкании, потом хлопнуло, будто лопнула электрическая лампочка, запахло озоном, после чего жрица оцепенела, закатила глаза – и там, где стояла, без единого звука, мешком осела на каменный пол.
Обернувшись, я увидел, как Кобра смущенно пожимает плечами, словно она здесь совсем ни при чем.
