гирлянда.
— Это же макароны в томатном соусе с фрикадельками.
— Угу, я всё сам приготовил, даже соус.
Назовите меня кем хотите, но ужин при свечах – романтика. Но еда…
— Почему это самое романтичное блюдо?
— А ты вспомни мультфильм «Леди и Бродяга», — он поймал губами конец макаронины и, подмигнув, наклонился ко мне.
Это было забавно. Смотреть глаза в глаза, сокращая расстояние, а потом наслаждаться поцелуем со вкусом помидор и острого перца. Слизывать соус с мягких губ…
Конечно, поцелуем дело не ограничилось, и мы переместились в спальню. Никогда не думал, что запах еды, может действовать так возбуждающе. Казалось, той ночью я навсегда полюбил аромат и вкус помидор…
Я выцеловывал шею и грудь Тима, игнорируя просьбы ускориться. Мне нравилось упиваться его телом, проводить языком по бархатистой коже, ласкать ладонями, мять, я не мог никак насытиться им, оторваться хоть на мгновение. Подцепив из тарелки кубик льда, обвёл им сосок и сразу накрыл его ртом, согревая, чуть прикусывая и посасывая, лаская языком, чувствуя, как вздрагивают его мышцы, когда лёд прикасается к животу. В ямке пупка скопилась влага, и я, не медля, выпил её, опускаясь поцелуями ниже. Сильнее раздвинул ноги, заканчивая подготовку, прижался губами к внутренней стороне бедра, погладил его живот. Он вцепился мне в плечо, больно царапнув, когда я без предупреждения втолкнул кубик льда в его тело. Мой мальчик зашипел от такого коварства и, стянув волосы на моём затылке, укусил мою нижнюю губу. А потом облизал её, извиняясь, и нежно поцеловал. Я вошел резко, выпив стон и не дав разорвать поцелуя, не двигался, пока он сам не подался на встречу. Начал с размеренных толчков, наблюдая за его лицом. Мне нравится, как он щурится, чуть постанывает, выгибаясь и запрокидывая голову, шипит, вздрагивая, прижимается сильнее, обхватывает ногами, перекрещивая их на талии, и просит ускориться. Такой нежный, страстный, податливый, нестерпимо яркий и неповторимый, обжигающе горячий и весь мой.
Я ласкал его член, иногда поглаживая головку большим пальцем, прикусывал кожу на шее, проводил языком по ключицам. Он кончил с протяжным криком, отдающимся в голове эхом, и выгнулся, плотно обхватив меня сжавшимися мышцами, и я, двинувшись еще несколько раз, присоединился, повалившись на него от усталости.
Мне показалось, будто я ненадолго отключился в тот момент от головокружительно острого удовольствия.
Улёгшись на спину, я подтянул его ближе, не желая отпускать ни на минуту. Благодарно поцеловал его в макушку и погладил по спине. Говорить не хотелось, в словах не было необходимости. Тим тоже молчал, видимо, наслаждаясь мгновением, тишиной, спокойствием, блаженной усталостью во всем теле. Потёрся о грудь щекой и затих, иногда проводил ладошкой по животу, я гладил его по спине и коротко целовал в висок или еще куда, пока не провалился в сон.
Утром он исчез. На этот раз навсегда, прихватив свои вещи и сложив стопкой все те, что я купил ему или одолжил из своих. Было горько, жутко и невыносимо больно осознавать, что эта ночь была прощанием. Его прощанием со мной…
========== Глава 7. Радует, что выжил, огорчает, что из ума. ==========
Where — это и вопрос и ответ. Переводится как «Где», а читается как «В хере»
(автор неизвестен)
— Я тут форум один читал, — улыбнулся он. — Так вот… Ты знал, что во время минета устанавливается тесная духовная связь?
— Конечно! Когда тебя достают до гланд, то там и до души недалеко! — сдерживая смех, киваю головой.
— Пошли, — Тим игриво улыбается.
— Куда?
— В постель. Будем связи устанавливать, — тянет меня за руку.
Я распахнул полные слёз глаза. Наяву – думаю о нём, во сне – грежу им. Я проклят, навечно обречён на одинокое существование…
Говорят, что тишина убивает. Но это не совсем так, она опустошает, иссушает изнутри, не забирая жизнь, а лишая её смысла. Делает пустой, ничего не оставляя взамен. Я включал стереосистему на максимуме, распахивал окна, наполняя комнату звуками улицы, мерил шагами квартиру или без движения лежал на кровати, созерцая потолок, наивно полагая, что это поможет прийти в себя. Ничего не хотелось, даже чувство голода притупилось.
