что здесь запрещена видеосъемка, —
и слышно, что тебе чуть-чуть смешно.
давай, скажи: то, что произошло —
ошибка, шутка, битый дубль, поломка,
дурная пьеса, неудачный трип.
мой друг погиб, и рта его изгиб,
акцент его и хохот — заковали.
Гермес трубит, и гроб на плечи взят,
и мы рыдаем, все сто пятьдесят,
сипя и утираясь рукавами,
но что теперь об этом, извини.
там холодно, куда мы все званы?
вверх — серпантин или труба сквозная?
«бывает сложно с вводами в раю».
но нет, прическу дикую твою
я и в раю издалека узнаю.
кровь состояла из лета, бунта, хохота и огня. жизнь рвала поводок, как будто длится еще два дня, а после сессия, апокалипсис, и тонут материки. будто только вы отвлекаетесь — и сразу же старики.
где вы теперь, дураки, смутьяны, рыцари, болтуны. дым над городом едет пьяный, будто бы до войны: никто не вздернулся от бессилия, не загнан, сутул и сед — мы пьем портвейн и Сашу Васильева разучиваем с кассет.
так этот дерзкий глядит, что замертво ложатся твои войска. твой друг умеет хамить гекзаметром и спаивать в два броска. пожарные лестницы и неистовство добраться до облаков. есть те, кто выживет, те, кто выспится. но это — для слабаков.
дожди стояли много дней,
и падают стада.
и в подполе, как пленный змей,
холодная вода.
и он не хочет драться с ней
сестра ему приносит сыр
и овощи кума.
но ни на что не хватит сил,
а впереди зима.
он сел и трубку погасил
и вниз глядит с холма.
вот ослик медленный вьюки
спускает по тропе,
вот ветер пестрые платки