И мы нарушили, обогнали. Вслед за нами белый «Москвич» нарушил. Не проехали и сотни метров, как голос из невесть откуда возникшей милицейской машины приказывает нам остановиться. Мы свернули на обочину. «Москвич», обогнав нас, тоже остановился. К нему подошел капитан, козырнул и потребовал документы.
- Влипли, - печально выдавил Иванов. - Что будем делать?
- Сиди. А я выйду, пройду до той машины, сориентируюсь.
Водитель «Москвича», мужчина средних лет явно не славянской внешности, волнуясь, говорит капитану:
- Я не виноват, я шел за ними - кивок в нашу сторону. - Они первые.
- С ними я разберусь.
- Возьмите штраф, я уплачу.
- Штраф мы не берем, - резко сказал капитан и проколол талон.
Затем капитан подошел к нашей машине. Мы предъявили свои милицейские удостоверения, и я представил капитану народного артиста СССР, трижды лауреата Сталинской премии и сказал, что едем выступать в отдел милиции, опаздываем, а тут совсем некстати этот чертов грузовик. Капитан вслух размышлял:
- Вы нарушили первыми и спровоцировали того водителя. Кстати, он полковник в отставке.
- Мой друг тоже полковник. - Иванов кивнул на меня.
- Тому я проколол талон, а вас должен простить. Почему? - Капитан уставился на меня.
- Потому что плевал он на вашу дырку. Он завтра уедет в Израиль. А куда, скажите, ехать Иванову? В Рязань, в Смоленск или Тулу? Давать бесплатные концерты людям? - ответил я решительно. Легкая улыбка скользнула по моложавому лицу капитана. Он произнес, протягивая Иванову документы:
- Убедительно, хотя и нелогично. Ладно, не опаздывайте на концерт и больше не нарушайте.
Вздохнув с облегчением, мы поехали.
- А ловко ты его с Израилем, - рассмеялся Алексей Петрович.
Между тем его шоферская карьера закончилась трагично: по своей вине он попал в автоаварию и оказался на больничной койке. И хотя вскоре вышел из больницы и изба -вился от разбитого «уазика», полученные травмы не прошли без последствий: он снова оказался в больнице. Вместе с Борисом Едуновым мы навестили его в больничной палате. Он старался быть бодрым, улыбался, шутил, расспрашивал о друзьях и знакомых. С уверенностью говорил:
- Я практически здоров. На днях меня выпишут. Приеду к тебе в Семхоз вместе с Борисом, и ты отведешь нас в Лавру. Позвони владыке, договорись. Люблю я эту обитель. Там я нахожу покой и умиротворение. Отдыхает душа. И еще раз хочу пройтись по залам их историкоархитектурного музея. Какие там картины Васнецова, Нестерова, Сурикова - «Исцеление слепого». Ты видел, Боря?
- Видел, но с удовольствием посмотрел бы еще раз, -ответил Едунов.
- Итак, мужики, ждите. Через два-три дня меня отпустят.
К великому горю нашему, через три дня его не стало. А через четыре месяца от разрыва сердца внезапно, скоропостижно скончался Борис Васильевич Едунов. Оба они были моими близкими друзьями, верными соратниками, патриотами великой России, на алтарь которой положили свои светлые солнечные таланты. И когда мне бывает особенно тоскливо, тем более в наше смутное, Богом и людьми проклятое время, я ставлю на проигрыватель диск и слышу бархатные раскаты могучего голоса Алексея Иванова:
НИКОЛАИ ТОМСКИЙ И БОРИС ЕДУНОВ
В конце 50-х годов, будучи членом комиссии по литературному наследию С. Н. Сергеева-Ценского, я занимался делами по увековечению памяти
