Книга Тысячи и одно ночи (Избранные сказки Шахразады)

Когда же настала восемьсот шестьдесят восьмая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что когда Нур ад-Дин услышал слова этой девушки и ее стихи, ему понравилась их стройность (а он уже склонился от опьянения), и он начал восхвалять ее, говоря:

 Пьян от любви и от вина,
 Хочу услышать снова,
 Как говорит ее струна:
 «Аллах внушил нам слово!»

И когда Нур ад-Дин проговорил эти слова и сказал свои нанизанные стихи, девушка посмотрела на него оком любви, и увеличилась ее любовь и страсть к нему. Она удивилась его красоте, прелести, тонкости его стана и соразмерности и, не владея собой, еще раз обняла лютню и произнесла такие стихи:

 Меня корит за то, что на него гляжу,
 Бежит меня, хотя моей владеет жизнью,
 Стыдит, хоть знает, что душой ему служу,
 Как будто сам Аллах внушил ему решенье,
 «Глядите на него, — глазам своим твержу, —
 Вот на руке моей его изображенье!»
 Но очи не хотят замены никакой.
 А сердце лишь ему готово в услуженье.
 Хотела б вырвать я его своей рукой
 За то, что зависти во мне не унимает.
 Я сердцу говорю: «Сыщи себе покой!»
 Но сердце одному ему всегда внимает.

А когда девушка произнесла эти стихи, Нур ад-Дин удивился красоте ее стихотворения, красноречию ее слов, нежности ее выговора и ясности ее языка, и его покинул разум от сильной страсти, тоски и любовного безумия. Он не мог терпеть без нее ни минуты и, наклонившись к ней, прижал ее к груди, и она тоже бросилась к нему и вся оказалась близ него. Она поцеловала его между глаз, а он поцеловал ее в уста, сжав сначала ее стан, и начал играть с нею, целуясь, как клюются голубки. И девушка повернулась к нему и стала делать с ним то же, что он делал с нею, и присутствующие смутились и поднялись на ноги, и Нур ад-Дин застыдился и снял с нее руку. А потом девушка взяла лютню и, ударив по струнам на много ладов, вернулась к первому ладу и произнесла такие стихи:

 Этот месяц, склоненьем сводящий с ума.
 Он нисходит во гневе, как воин с холма.
 Красотой покоряет он войско свое,
 А в бою его стан — золотое копье,
 Если б сердце его стало нежным, как стан,
 Он возлюбленную обижать бы не стал.
 О, жестокость и нежность — его красота,
 Хоть бы эти два свойства сменили места!
 Пусть простит меня тот, кто корит за любовь.
 Ты взирай на него, мне же гроб уготовь.