– Я помню, – сказала мама, – но я не думала, что ты хочешь этого всерьез.
– Я буду точильщиком, когда вырасту; пусть меня водят к ним, если хочешь, только не тащат скоро домой.
– Хорошо, – сказала мама. – Если ты так любишь точильщиков, что готов пренебречь моими страданиями, то тебя будут водить к ним. Только не убегай один. Обещаешь?
И я пообещал не убегать один, у меня вынудили это обещание.
А нож мясника, запачканный липкой кровью, очищается, начинает светлеть, из-под него сыплются искры, и кружится, кружится волшебный камень, и сыплются, сыплются искры, только успевай подставлять ладонь.
Братья Конопницыны*
Сначала я познакомился с одним из них. Это был маленький белобрысый мальчик с длинным носом. Мы встретились во дворе гимназии в первый день занятий. Мы показали друг другу перья – я ему английское, он мне с передвижной нашлепкой. Потом я отправился осматривать здание гимназии. На лестнице я встретил моего недавнего знакомца.
Я сказал:
– Хочешь меняться? Я тебе дам английское, а ты мне – с передвижной нашлепкой.
Он вытаращил глаза:
– Какое – с нашлепкой?
– Да то, что ты показывал мне во дворе.
– Я тебе ничего не показывал. Это не я показывал. Я и не был еще во дворе.
Он отвернулся от меня и убежал, насвистывая. Через минуту я увидел Конопницына во дворе. Он искал меня.
– Послушай, – сказал он. – Давай меняться. Хочешь с нашлепкой за английское?
Я сказал:
– Только что я тебе предлагал, а ты не хотел.
– Ничего ты мне не предлагал. Это ты не мне предлагал.
– Вот только что, на лестнице.
– На какой лестнице?
– На лестнице, в гимназии.
– Я не был еще на лестнице. Это не я был на лестнице.
– Кто же, если не ты?
– Брат.
У меня от тоски засосало под ложечкой. Мне показались, что он меня дурачит, и я прекратил переговоры.
– Какой там еще брат, когда ты! Ладно, давай перо!
Мы поменялись. Он побежал по двору и исчез в дверях гимназии. Вдруг, следом за ним, побежал второй Конопницын. Он кричал:
– Сережа! Сережа!
У меня помутилось в глазах. Я подумал, что вижу Конопницыного двойника. Я вообразил, что сошел с ума, и побежал в гимназию посмотреть, где Конопницын.
Конопницыных было двое. Они были совершенно одинаковые в своих серых форменных мундирчиках, с двухцветными ранцами из телячьей шкуры.
В классе они сидели на одной парте, похожие друг на друга, как две почтовые марки одного выпуска и достоинства. У нас говорили, что их различает только мать, а собственный их отец не понимает, как она это делает.
Начался урок. Вошел Милетий-шестиглазый[50].
– Господа! – сказал Милетий. – Я надеюсь, что вы проявите все усердие и прилежание, на какое только способны, чтобы, пройдя курс наук, приобрести необходимые знания для того, чтобы стать полезными обществу, столь нуждающемуся в истинно культурных силах на пути к…
Милетий говорил долго и скучно. Окончив речь, он одну за другой надел две пары очков и увидел Конопницыных. Он снял очки, протер их замшей и надел снова.
Мы засмеялись. Он присматривался к Конопницыным не меньше минуты и потом спросил:
– Это – что?
Они молчали.
– Как ваша фамилия?
Они встали и в один голос сказали:
– Конопницын.
