Пускай казнит; мешать ему не надо.
Сицкий.
Как не смекнет он, что, когда к Москве
Подступит
Шуйский.
На каждого на мудреца довольно
Есть простоты. Когда ж мудрец считал,
Да все считал, да видит, что обчелся,
Тут и пошел плутать.
Черкасский.
Ты, князь Василий
Иванович, ты в Углич был посы?лан
На розыск тот. Скажи хоть раз по правде,
По совести: убит аль нет царевич?
Шуйский.
Убитого ребенка видел я.
Черкасский.
Да Дмитрия ль?
Шуйский.
Сказали мне, что Дмитрий.
Черкасский.
Да сам-то ты?
Шуйский.
А где ж его мне знать?
Черкасский.
Что ж мыслишь ты о том, который ныне
На нас идет?
Шуйский.
А то же, что и вы.
Язык нам враг. И батюшка Борис
Феодорыч, должно быть, это знает;
Нас от врага он избавлять велит.
Репнин (к Федору Никитичу).
Хозяин ласковый, да так, пожалуй,
И до тебя он доберется?
Федор Никитич.
Трудно.
Что скажет он? Романовы признали
Димитрия царем? Да вся Москва
Того лишь ждет, чтоб мы его признали.
Аль что его убийцей мы зовем?
Да пусть о том лишь слух пройдет в народе —
Его каменьями побьют!
Александр Никитич.
А мы
Пока молчим. Народ же говорит:
Романовы поближе Годунова
К Феодору-царю стояли. Если б
Романов сел на царство – Юрьев день
