– Вправо взять! – Повысил голос боярин. – Разгон! Ходу-ходу! Ату их! Клином держаться!
Пошли-пошли, скобля пиками стены, то бишь пыряя и отбрасывая пешцев спешивших на приступ. Средина клина пускала стрелы во вражьи спины, грудь и щиты. Богатырский лук, это не охотничий. Иной умелец и бревно прошибет стрелой.
– В галоп! Ату их!
Гвалт встал под стенами неимоверный. Не ожидала пехота подобной выходки осажденных.
– Разворот! – Орет во все горло чтоб услыхали, командует Гостомысл.
Теперь бы успеть отойти. Если прижмут, плохо им будет. Сил маловато. Все полягут.
Враг не заставил себя долго ожидать. Чувствуется умелая рука, управлявшая всей арматой войска. По дороге ведущей к Курску, в направлении моста, на рысях шел большой отряд легкой конницы, ведомый крепким, дюжим богатырем в заказном доспехе. Спешили плотным строем, прикрываясь с обеих сторон щитами, ощетинившись длинными копьями. Видно, что первыми вырвались, перед своим князем выдрючиться захотелось. Следом еще полк торопится, но те отстали и довольно сильно. Вот-вот сойдутся в смертельном танце оба партнера. Вот-вот красная руда ляжет на полотно земли.
– Бе-ей!
Пронесся рев с обеих сторон. Жестокий, страшный удар потряс округу. Схлестнулись русские с обеих сторон. Предсмертные крики раненых, падение с лошадей убитых, конское ржание, все смешалось. На дороге происходила рукопашная свалка. Оба русские воинства, выжившие после гибельного удара, словно взбесились, волками набросились на добычу, даже в предсмертный час, лишившись оружия, руками рвали, зубами грызли врагов. Ор, гвалт, стоны и крик на всем промежутке перед воротной башней, это была просто бойня. Командовавший черниговцами богатырь потеряв щит использовал вместо него тело мертвого курянина, прикрываясь и отражая ним удары, сам огрызался рубясь мечом. Рубил! Рубил направо и налево врагов лезущих к нему в попытке достать. Курян осталось в живых больше, да и изначально их больше было, черниговский отряд истаял на глазах. Остался малый пятачок вокруг своего командира-силача и куряне повсюду, куда не кинь взгляд. Всю площадку усеяли трупы людей и лошадей.
– Уходим! – подал команду Гостомысл. – За мной, ма-арш!
– Князя поддержите, ранен!
Снова Гостомысл вовремя взял бразды правления.
– Гридь! Прикрыть отход князя!
Пришпорив коня, первым вывалился из скученности отступавших. Повел не меньше сотни закованных в бронь бойцов к идущему на рысях к новому отряду всадников противника, выходившему на оперативный простор, минуя излучину талицы.
– Тара-ан! – выкрикнул ближайшим к нему гридням.
Услышав его, всадники плотнее подвинулись к своему командиру, образуя построение «свиньей», у кого остались, выставив пики перед собой, приподняв до уровня глаз каплевидные щиты красного цвета. Две конных массы впечатались друг в друга.
Пошла мясорубка, звон мечей, крики, глухие удары по щитам, ржание лошадей. Шум и скрежет стоял неимоверный. Гостомысл давно выронил пику, пригвоздив нею кого-то из чужаков, прикрываясь щитом, отводил удары, свалив всадника, обагрил клинок чужой кровью. Колышущаяся карусель войны закрутила, понесла по кругу, сбивая дыхание и напрягая силы. В мозгу вместе с поднимающимся вверх и опускающимся на чье-то плечо мечом, долбилась мысль: «Победить или погибнуть!». И снова мельтешение в свалке, свой, свой, чужой. Взмах: «У-угх!». Меч опускается на русский шлем. Крик, стон, падение тела вниз под копыта, а это смерть не иначе, затопчут. И снова карусель! Вертится все быстрей и быстрей. Удар, отбой, удар… Меч прошел между плечом и бармицей, застревая в кольцах брони и костях. Мгновенная темнота и покой!
Курский заслон полег весь до единого человека. Раненых добили.
С возвышенности Святославу хорошо были видны пожары в самом городе, горели крыши домов. Он отчетливо наблюдал картину рукопашной схватки на самих стенах, дым и языки пламени на козырьках крыш галерей. Блаженная улыбка поползла по его холеному лицу. Напор усилился, несмотря на то, что при штурме рва стрелы посекли немало отважных воинов, зато задним рядам уже было легче преодолевать его, шагая по трупам своих соплеменников, снова усеявших сверху новым слоем потери при штурме. Черниговцы рвались на стены. Будто гроздья ягод на виноградной ветке, бойцы телами облепили штурмовые лестницы. Нешуточный бой завязался уже на самих галереях стены, нападавшие пытались протиснуться вниз, туда, за стену к лебедкам и валам механизма опускания моста.
В этой сутолоке оказались Лиходеев с Гораздом. На стенах женщинам приходилось попутно гасить пожары, при этом они часто оказывались в эпицентрах вооруженных столкновений, гибли наравне с воями. Горевшие избы внутри города пытались тушить одни бабы, тоже неся потери от стрел, теперь уже все мужики сражались на стене. На галерее теснота и давка, трупы валялись повсюду, через парапет стены лезли все новые и новые враги. Час назад погиб боярин Милорад, оборвалась еще одна ниточка, связавшая Лиходеева с действительностью. Штурмующих стену, осыпали стрелами теперь только с воротных и боковых башен. Ор и рев в местах столкновений стоял душераздирающий. В какой-то момент, словно прорвавшийся нарыв, черниговцы хлынули по внутренней лестнице вниз, пробились к воротам и сбили щеколды. Рев нападающих огласил округу.
Отбросив ногой зарубленного захватчика, Егор по пояс перевалился через парапет во внутренний двор, глянул, чего так орут от далеких ворот. А увидев как в ворота въезжает конница противника, понял: «Кирдык!». Подался обратно, крикнул Горазду:
