выдох, толи почувствовал чего, но повернувшись от окна, осмотрел стену, прислушался к звукам. Ничего не обнаружив, вновь стал выглядывать в окно.
А за окном можно было на что взглянуть, если бы получилось. Более высветленные места пространства на подворье, карабы преодолевали короткими рывками, семенящей походкой. После каждого рывка, люди одетые в темную одежду, застывали в полной неподвижности. Имелась веками выработанная договоренность, что в тех случаях, когда караб не мог близко подобраться к бодрствующему стражу, он замирал на месте, готовый действовать после того, как его товарищи уберут препятствия порученные им, и после сигнала, как правило применял чакру или метательный нож.
Проделав нелегкий путь к сердцам и шеям дежурной стражи, вятичи почистили стены и подворье. Ни вздоха, ни крика никто не услышал. Их не было.
Второй этаж сладко спал. Молчан наклонившись, сказал Кряжу:
– Повяжи платок на лицо, иначе заснешь.
– Понял.
Отбросив запорный штырь, десятник отсунул вбок часть стены. Войдя в комнату, Молчан прошел к тому кто совсем недавно бодрствовал, приподнял его за лечо, ощутив безвольность тела. Клинок ножа вошел под подбородок. Кряж таким же ударом проломил висок другому броднику…
Спустившись по лестнице на первый этаж, упокоили еще восьмерых. Отсунув щеколду, оба караба вышли на крыльцо, Молчан громко скомандовал:
– Проверить везде, чтоб кто либо не спрятался, потом трупы из терема вынести.
Как эхо из ночи, из-за закрытых ворот раздался знакомый всем голос с жалобными нотками.
– Дяденьки, дайте водицы испить, а то так есть хочется, что переночевать негде! Пустите убогого!
Хохот снимающий напряжение разнесся по всей округе.
– Кряж, открой ему.
– Ага.
Увидав подошедшего Лиходеева, десятник скривился в ухмылке, изрек:
– Эк, тебя! Сколь же их было?
– Четверо мне досталось.
– Бакута!
– Здесь я, Молчан!
– Окажи помощь боевому товарищу.
– Сделаем.
– А пожрать что, есть?
– Есть. Чай у себя дома, а не на привязи у бродников.
Глава 12. Привет степного колдуна
Ему все не нравилось с самого начала. Еще в начале зимы, духи предсказали два течения жизни племени в сей год. Одна река стремилась к светилу, вторая уходила в земную твердь. Теперь он знал точно, течение осталось одно. Взгляд скользнул по очертаниям далекого леса, сопровождавшего куман на всей протяженности пути. Поежился. У славян все не как у людей! Даже этот широкий степной проход между рекой и лесом, совсем не похож на родной простор. Это не степь, это скорее луг. Плевок, выразивший конкретику отношения к окружающему пейзажу.
В силу скоростных возможностей, пришлось отстать от общей массы уходившего куреня. Да и не уход это был, а самое настоящее бегство. Целое племя сорвавшись от стен малого городка, который по праву должен быть растерзан, и двинулось в обратную дорогу, подчищая и без того уже разграбленные деревни русов. Не было общего руководства, а куманская голытьба тащила все что не хотели брать когда вошли в земли славян. Постоянные стычки между своими, царапали сердце, а общение с духами, внушали уныние и безысходность будущности. Духи предков поведали близкий конец устоям рода, лишениям большей части степных угодий и бедность. Он молча смотрел на происходящее, слегка понукая лошадь, запряженную в телегу, бывшую когда-то собственностью смерда из этих мест. Не хотелось торопиться, покидая благодатный для куманов край охоты за добычей. Не хотелось погружаться в предстоящие заботы по выживанию целого рода. Кто был виновником всего этого? Бег? Конечно и он тоже. Ведь предупреждал, самодовольного барана! Волком себя считал, да только зубы гнилые подвели.
В негодовании при последней мысли, особенно сильно дернул вожжи, и лошадь рванувшись вперед, завалила его тело в колыбу пустой телеги. Может это и спасло. Шум сродни боевому столкновению, заставил его вжаться в дощатое дно, замереть, и только через какое-то время высунувшись над бортом, осмотреться. Картина действительности поражала скорбью. Непонятно, как горстка чужаков смогла так близко подобраться к отряду его соплеменников.
