прилаживают самопалы и пищали, чтобы снимать со стен защитников Казани.
Внизу, у башни, другая работа кипит: мортиры и пушки тяжелые наверх воротами могучими втаскивают и размещают в разных ярусах чудовищной постройки этой, новой беды, приготовленной Русью на погибель юрту мусульманскому.
Смотрят татары-воины и старшие ихние, беки, уланы, сеиды, – сердце страхом сжимается… А дервиши, шаманы, словно им и дела нет ни до чего, уж приступили к своим таинственным, странным, а порой и страшным, кровавым обрядам, мольбам и заклинаниям.
В свою очередь, заметя беснующихся людей на стенах казанских, русские заволновались.
– Сызнова колдовать стали, проклятые! Ну, теперя жди беды! Давно ли перестали ливни лить, которые были колдунами-еретиками богопротивными накликаны?!
И, словно подтверждая ожидания всех, беда стряслась немедленно. Зазевался десятник один при подъеме большого орудия, вовремя не крикнул: «Трави канат!» Тяжи лопнули от натуги. Тяжелая глыба металла сорвалась вниз, давя и ломая всех и все по пути.
Башню чинить пришлось, людей – человек сорок недосчитались… А шаманы все вертятся, все поют гнусавыми голосами, призывая защиту темных и светлых сил на родной юрт казанский.
Как бы в ответ на чары из русского лагеря в утреннем воздухе зазвучали и донеслись напевы церковного клира. Крестный ход вокруг города пошел, чтобы отклонить все козни бесовские…
Но, и помимо Божьей помощи, русских, как муравьев, кругом крепости видимо-невидимо! На место убитых другие встали… Пушку втащили, куда надобно было, бревна новые вставили в осадную башню, и прогремел оттуда первый выстрел… Раскаленное ядро с шипеньем и свистом зловещим пронеслось над головами воинов, чернеющих на стене, и врезалось в стену высокого дома, стоящего шагах в трехстах за стеною.
За первым – второе, третье ядро провизжало… Пожар вспыхнул в груде обломков, бревен и досок, какую представлял теперь из себя дом, еще недавно такой обширный, высокий и прочный на вид.
И опустела вся площадь, куда из башни ядра и пули достигать могли. Обыватели разбежались… Пусть выгорит все! Тогда спокойнее будет. А казанцы-воины, стоящие в этом конце, словно кроты, стали совсем в землю зарываться за стенами, чтобы ни пуль, ни ядер не бояться… И все больше и больше нор в земле копают они, выходы под стенами прямо в ров выводят… Отсюда, как змеи, днем и ночью выглядывают осажденные, выползают в удобную минуту и поражают врага, а потом быстро в ту же нору снова уходят, за стены возвращаются.
И опять потянулись долгие, бесконечные дни тяжелой осады, увеличивая муки татар, но не принося решительной победы войскам Ивана. Газават, священная война – дело великое! Пока жив хан, пока живы еще люди, способные держать оружие в руках, борьба не прекратится. Никакие ужасы не принуждают к сдаче, которой так ждет и так желает царь Иван.
– Нечего делать! – решил тогда он со своими воеводами. – Надо кровавую чашу до дна пить, пострадать за Крест Святой, за веру православную. Пусть великие подкопы дороют, стены расколют, орех нам раздавят… До зерна мы и сами доберемся!
Лихорадочней еще закопошились землекопы, которые у тех же Арских ворот, где русская башня выросла, давно в земле роются, подкоп большой под стену казанскую ведут. Каждый шаг вперед учитывает да соразмеряет «немчин» Бутлер, инженер-англичанин, крот подземный, и решил он, наконец, что пора остановиться. Под самой стеной и под башнями находятся теперь с ним его помощники.
Огромную пустоту, устроенную здесь глубоко под землей, быстро наполнять стали бочками с порохом. Одинокий фонарь, который лежит подальше от бочонков, сюда попадающих, еле освещает стены подземной пещеры, где земля осыпается и глядит сквозь свежие, редкие подпорки, кое-как поддерживающие потолок и стены. Пещера не для жилья вырыта, не каземат для воинов. Лишь бы не засыпало людей, пока порох сюда сносят.
Также небрежно укреплен и ход весь, узкий, темный, подземный ход в эту пещеру. Но пол досками устлан, чтобы легче было бочки с зельем боевым катить. Тесно составлены бочонки. Целых полсотни их… Днища выбиты у всех. Порох наполовину высыпан на землю. А чтобы он не отсырел – вся земля здесь сперва мхом, а потом густо досками и рогожами устлана.
Это все было 29 сентября закончено.
30 сентября, до зари, построились полки: Большой да Передовой, хоть и не целиком. Отборные люди в бой изготовились, из тех, кто меньше устал, дальше от стены стоял в последние дни. Воеводы: Шереметев и Серебряный – на Аталыковы ворота сами вести войска собираются. Два брата Воротынских, Мстиславский, Бельский и Горбатый с Шуйскими – все эти князья-воеводы тоже лично стали во главе полков, которые угрожают воротам Царевым и Арским.
От Волги Шереметев и Серебряный должны ложный приступ повести; а здесь главное нападение готовится. Только ждут, когда придет время.
И оно настало. Порозовели края облаков, из зарослей на реке поднялись стаи пернатых перелетных гостей, которые в заводях волжских да у Казанки-реки ночевали по пути на юг…
К размыслу Бутлеру примчался верховой. Инженер стоял у подножья небольшого холма, в котором зияло отверстие мины, первой из трех, законченных мудрым чужеземцем.
Шепнул ему верховой слово заветное, приказ от царя: мину рвать… Нагнулся Бутлер, зажег фитиль, пробежали искры и огоньки по следу пороховому, по запалу, дальше, туда, в черную, непроглядную глубину подкопа. Минуты идут, и медленно тянется время в ожидании. А вдруг не взорвет?
